Лина знала только от тетушек, дядей, дедушек и бабушек Бобби незадолго до того, как они разражались восторженным: «Ребенок, как ты вырос!» Расмус ничего не сказал. Его глаза мерцали темно-карим цветом, как у Йонаса. Карл Расмус казался ей воплощением темной стороны своего сына.
– Долго же тебя не было, – сказал он.
Его дыхание источало запах холодного сигаретного дыма, алкоголя и уныния. Лина невольно отпрянула.
Ее защитное движение не осталось незамечен- ным.
– У нас вчера было что праздновать, – извинился Расмус. Его внешность противоречила его словам.
– Если бы можно было повернуть время вспять, – вздохнул Расмус, выдержав многозначительную паузу. – Если бы я мог, я бы повторил каждую свою ошибку.
Он громко рассмеялся, пока не понял, что никого, кроме него, это не забавляет. Смущенно он поправил волосы и разгладил влажную от пота рубашку. Видимо, он отвык от посещений.
– Раньше редакторы спускались сюда за историческими знаниями, – пояснил он свое положение. – Новое поколение писарей гуглят свои истории и считают, что это журналистика. Они просто все рассылают. В Twitter, Instagram, Facebook, Snapchat, Youtube. Но как настоящий журналист вы должны слушать. И наблюдать.
– Нам нужна информация о конкретном дне, – вмешалась Лина.
Расмус хрипло рассмеялся, нехотя сделал глоток из серебряной фляжки и посмотрел на Лину. Его пронзительный взгляд был направлен на нее. Лине стало неуютно.
– У тебя такие любопытные, настороженные глаза. Я еще тогда обратил на них внимание, – сказал он. – Есть люди, которые задают вопросы, а есть те, кто разбалтывают ответы. По глазам можно прочесть, к какой категории кто принадлежит. Я знал, что ты в конце концов придешь.
Лина бросила на подругу обеспокоенный взгляд. Бобби, как и было условлено ранее, вытащила из кармана телефон и ради безопасности сообщила матери свое местонахождение.
– Кто знает, с чем мы столкнемся, – опасаясь, говорила ее подруга. – Если что-то пойдет не так, они, хотя бы, будут знать, где нас искать.
Краем глаза Лина наблюдала, как Бобби что-то отчаянно печатает в телефоне. Отправка сообщения, видимо, зависла. Те, кто считал, что отсутствие сотового телефона способствует внутреннему спокойствию, никогда не посещали подпольный архив. Расмус сменил положение так, что его лицо оказалось совсем близко к ее.
– Я прочитал это в твоих глазах, – сказал он. – Ты не плакала. Ты сидела у меня на руках и вопросительно смотрела на меня.
Он держал ее на руках? Когда? Почему? О чем он говорил? Не был ли он безумен? Расмус развернулся на пятках, подошел к одной из полок и, ухватившись за ручной маховик у изголовья, привел его в движение.
– Когда-нибудь они все придут. Когда-нибудь они поймут, что за сокровища здесь хранятся. Они думают, что я занимаюсь саморазрушением. На самом деле я работаю над будущим. Я знаю, где прячутся истории.
Изящно скользнув влево по идеально смазанным рельсам, стеллаж открыл вид на длинный коридор. Лина и Бобби с любопытством заглянули