ниспадали ниже пояса. Волосы были чувствительны от макушки до самых кончиков и служили вибриссами. Шчеры и карминцы нашли общий язык много лет назад. Но об их культуре я знала пока очень мало.
Мать-карминка доставала со дна угловатые октаэдры, додекаэдры и всякие другие «…аэдры» – яйца бриветок. Обтирала их фартуком и сортировала по бог знает, каким признакам, в разные корзины. Самки бриветок плавали рядом и пытались укусить Арлоса. Над озером было жарко, тихо и сонно. Я заплетала косу и любовалась яркими бликами на коленях. Свет лился из чистого неба, и рябь на воде жонглировала отблесками, посылая в нас мириады солнечных зайчиков.
Мы с Чиджи упустили момент, когда блики стали радужными. Вдали застрекотали бриветки, и карминцы подняли головы. Над озером повисла водяная дымка, радуга стала ярче. Приглядевшись, я насчитала в густеющем тумане не одну такую, а пять, шесть… так много радуг? Лучи пробивали пар и рассеивались в нём, как в гигантской призме. Стало красиво и тревожно – оттого, что рачки всё громче трещали и топорщили усики. На Кармине дождь был не редкость, но когда я увидела, что Арлос и его мать замерли резервуаре, забеспокоилась. Дунул рваный ветер, и по барашкам волн заплясали капли. Рачки вдруг принялись перебираться по стенкам ванн из одного резервуара в другой и, бросив яйца и хозяев, бежали прочь. Они что же, никогда не видели дождя? Все на озере инстинктивно посмотрели в небо, но там не было туч. Совсем. И только дождь продолжал барабанить по корзинам карминцев, а капли – тяжелеть. Я поднялась на ларимаровый край и подставила ладонь под…
– Это не дождь. Чиджи, он идёт вверх!
В тот же миг из сада закричали:
– Эзеры! Спасайся!
Понятия не имея, что это значит, я схватила брата за рукав и потянула из ванны.
– На берег! В укрытие! – подгоняли нас сзади.
Карминцы неслись мимо, теряя яйца бриветок из корзин и сами корзины, а я поскользнулась на мраморном краю и рухнула в воду. Когда всплыла – то, что творилось на озере, уже нельзя было принять за дождь. В небо лил водопад. Он сбивал с ног и топил, не давая опомниться. Тогда я превратилась. Туловище стало метра три в длину, чёрное и тяжелое. Глазами вдовы я видела дальше, на восьми ногах стояла крепче. Чиджи ещё не линял и не умел обращаться, он бултыхался в корыте. И уже совсем потерялся и захлебнулся, когда я подхватила его и закинула себе на спину. Не так-то мало весит девятилетний парень, между прочим. Чёрные лапы скользили и царапались о камни, брата норовило смыть с моей спины, и он хватался за что попало: за хелицеры, за ноги, за мои глаза! С непривычки я дважды оборачивалась человеком по дороге к берегу, и тогда нас поднимала волна и швыряла назад. Мощёные прибрежные дорожки уже были так близко, когда озеро потащило нас вверх. Поток воды, которую засасывало в небо, достиг такой силы, что вместе с нею полетели рачки, камушки со дна, цветные рыбки, водоросли… и мы с Чиджи.
От страха я опять превратилась в человека, в лицо хлестнул целый галлон воды, рыбий хвост влепил пощёчину. Брата я потеряла. Боль чуть не выбила сознание, но кто-то