ая, куда уехал Саня, Герман не находил себе места. Он переходил из комнаты в комнату, будто каждая из них могла ответить на вопрос, что произошло, но в конце концов осознал бессмысленность этих блужданий и дал себе слово спокойно выждать следующий день, не поддаваясь беспокойству, которое бешенством набросилось на Рыжего в то самое утро.
В то самое утро Рыжий взбесился. Он мешал Сане собираться в дорогу. Он валился ему под ноги в коридоре и когтями цеплялся за штаны. В прихожей кусал за пальцы, не позволяя завязывать шнурки на ботинках. Шипел и ужом выворачивался из рук, пока Герман удерживал его, не подпуская к входной двери. А когда та за Саней захлопнулась, вырвался, в два прыжка оказался у окна и, высмотрев во дворе удалявшуюся спину хозяина, быстро-быстро заскрёб передними лапами по стеклу и протяжно завыл. Он будто предчувствовал, и предчувствие сбылось – Саня ушёл и больше не вернулся.
Ещё на что-то надеясь, Рыжий прождал до вечера, не двигаясь с места. Когда совсем стемнело, спрыгнул с подоконника, вяло полакал воды и улёгся на Санин колючий свитер, опрометчиво оставленный на постели. Так он и пролежал на этом свитере все три дня, проявив свой характер лишь однажды, когда пришлось поставить на место этого ветеринара, противно пахнувшего лекарствами и собачьим кормом.
На третий день, выполнив данное себе обещание, Герман принялся за обзвон. Санина невеста Ксюша, общие знакомые, больницы, морги – всё с нулевым результатом. «Не беспокойся. Не в курсе. Не видели. Не поступал», – успокаивали его, но Герман уже вплотную приблизился к панике. Его заявление в полиции принимать отказались. Не понимая, что делать дальше, он так и остался перетаптываться у окошка дежурки, протягивая бумажный листок, будто прося милостыни, и это сработало – над ним сжалились, пробили по своим каналам и сообщили: «Жив. Находится в Крестове. Задержан по подозрению в убийстве».
Германа тут же отпустило, и в груди снова образовалось свободное место. Герман глубоко вдохнул, вежливо поблагодарил, почти возлюбив этого хамоватого сержанта, потом вышел на улицу, перешёл дорогу и только на той стороне его догнал смысл сказанного.
2
– Не усматривается, – рубил адвокат на корню всяческие сомнения. – Убийство – это всегда умысел. Это процесс: задумал, подготовился, реализовал, сокрыл. А тут нет процесса, всё стремительно. Другой город, приехал по своим делам, ждал покупателя, о чём в этот момент думал? Может, воспоминания нахлынули: давно здесь не был, смотрел, что изменилось на улицах, может, новая интересная парикмахерская открылась… А тут не парикмахерская, а бандитский налёт средь бела дня. Это же шок, надо что-то делать. Звонить в полицию некогда – пока телефон достанешь, пока номер наберёшь, пока ситуацию обрисуешь, пока адрес назовёшь… А на него уже нападают. Атакуют. Может, даже, удары наносят. Может, каждый из них – смертельный. Понимаешь?
– Сколько Сане дадут? – не понимал Герман.
– Нет оснований для возбуждения! – отвечал адвокат. – Не усматривается. Он сам – потерпевший, жертва разбоя. Двое на одного. Не было времени думать, отбиваться надо. Оттолкнул первого, оттолкнул второго. Первый – покрепче, на ногах удержался. Второй – послабже, оступился, споткнулся. Может, даже, от неожиданности. Упал, перелом основания черепа – всё. Судьба. Рок. Фатум. Не предполагали, что на спецназовца нарвутся. Мгновенная карма.
– Он не спецназовец. Просто с детства спортом…
– Тем более! Не спецназовец! Обычный парень! Подвергся нападению. Они – с битами, он – с голыми руками. Обезвредил бандитов. Предотвратил совершение преступления. Его не привлекать надо, а грамоту вручить, часы с дарственной от министра…
– «Командирские» или сразу Hublot? – в открытую начал издеваться Герман.
Ксюша потом хохотала в трубку:
– Герман, миленький, всё знаю. Вадим Виссарионыч очень смешной. Но это только кажется, что он раненый на всю голову. Просто у него стиль работы такой – он под дурачка косит, бдительность усыпляет. Мне его хорошие люди посоветовали. Сказали, что ВВ – мировой дядька, за тридцать лет практики ни одного проигранного дела. К тому же он родом из Крестова, первые десять лет там отработал, все ходы-выходы знает.
– О, как же я люблю этот дивный Крестов с его ходами и выходами! – ответил Герман так, что стало понятно обратное.
– Герман, миленький, всё знаю. Держись. Тебе денежки нужны? Много не смогу дать. Чтобы с ВВ рассчитаться, последнее из фирмы выскребла, не знаю, чем сотрудникам зарплату платить.
– Нет, спасибо, Саня оставил на жизнь. Я завтра к нему еду. ВВ пообещал свидание. Поедешь со мной?
– Герман, миленький, конечно, поеду! Заскочи ко мне – денежек на билеты дам.
3
Назавтра договорились встретиться у поезда. Оставив Рыжего на попечение сердобольной Марьи Михайловны (соседка этажом ниже), Герман прибыл на вокзал чуть загодя, занял видное место посреди перрона и стал взглядом прочёсывать толпу. Он знал привычку Ксюши появляться в последний момент, поэтому за пять минут до отправления ещё не волновался. Волнение появилось только тогда, когда проводница зашла в вагон, стражем