но точно другим парнем, которого она видела с Шар, а может, и не видела. Шапочка, куртка с капюшоном, заниженные джинсы, это униформа – так многие одеваются. С того места, где стоит Ли, это все равно немая сцена, жестикуляция и первобытные гримасы и, конечно, потенциально ужасная новость, которая объясняет все, кроме страданий и частностей: о том, что один юнец ударил ножом другого юнца на Килбурн-Хай-роуд. У них есть имена и возраст и, что ужасно печально, обвинение в том или ином деянии, что вовсе не повышает цены на недвижимость в районе. У Ли дыхание перехватило от страха. Она бросается бегом, чтобы вмешаться, Олив семенит рядом, а она, пока бежит, замечает кое-что, что не должно иметь значения: она выглядит старше, чем тот и другой. Хотя парнишка – всего лишь парнишка, а Мишель – мужчина, оба они кажутся ровесниками.
– Не знаю, о чем это ты, братишка, но не СОВЕТУЮ ТЕБЕ ГНАТЬ ВОЛНУ.
– Мишель, пожалуйста. Брось, пожалуйста.
– Скажи своему мужику, пусть отойдет от меня.
– Не смей больше мне звонить, понял? Оставь в покое мою жену! Ты меня понял?
– Ты что за хуйню несешь? Напрашиваешься, да?
Они, как петухи, наступают друг на друга, Мишель унизительным финтом вытолкнут на дорожку, он приземляется рядом со своей нелепой собачонкой, которая лижет ему ухо. И вот уже противник возвышается над ним, театрально заводит ногу, готовясь к пинку. Ли втискивается между ними, расставляет руки, чтобы разделить их, умоляющая женщина в древней истории.
– Мишель! Прекрати! Это не он… Прошу вас… это мой муж, он перепутал, пожалуйста, не бейте его, пожалуйста, оставьте нас, пожалуйста.
Безразличная нога заносится еще выше для более сильного удара. Ли начинает кричать. Краем глаза она видит, как молодая белая пара в костюмах переходит на другую сторону дороги, чтобы не сталкиваться с ними. Никто им не поможет. Она молитвенно складывает руки.
– Пожалуйста, оставьте его, пожалуйста. Я беременна, пожалуйста, оставьте нас.
Нога опускается. Над Мишелем, который пытается встать на ноги, появляется рука, сложенная пистолетом, и направленная на его голову.
– Погонишь на меня волну еще раз – ба-бах – и ты покойник.
– Пошел в жопу. Понял? Я тебя не боюсь!
В мгновение ока нога опять заводится назад и бьет Олив в живот. Собачонка отлетает на несколько ярдов в дверь кондитерского магазина. Она визжит так, как Ли еще не слышала.
– Олив!
– Тебе повезло, что твоя подружка за тебя заступилась, братишка. А то…
Он уже наполовину пересек улицу, откликается через плечо.
– Что «а то»? Трус долбаный! Пнул мою собаку! Я вызываю полицию!
– МИШЕЛЬ. Не ухудшай то, что и без того плохо.
Она прижимает руку к его груди. Любой прохожий сочтет, что она пытается его удержать. Только она знает, что на самом деле он не пытается оттолкнуть ее. Так двое мужчин расходятся, грубо ругая друг друга на ходу, лелея мысль, что это не конец, что в любой момент они могут развернуться и броситься друг на друга. Это