уальность и превращались в обычную грязь.
– Который час?
Он молча протянул руку и показал часы – дорогие механические часы на красивой руке. Маленькие гильотинки размерено отмеряли секунды, минуты. В кафе было тепло и уютно, запах кофе бодрил. Этот мужчина мне определенно нравился, я улыбнулась сама себе, опустила глаза, и взмах ресниц вернул меня на много лет назад…
Папа с работы приходил всегда в одно и то же время. Мне показали на часах, как должны располагаться стрелки, и когда уже можно начинать слушать шаги, а потом бежать открывать дверь – до того, как папа успеет постучать. Папа не успевал снять одежду, а я уже тащила его за руку в комнату:
– Мы сегодня будем смотреть кино?
Я с надеждой смотрела в папины глаза и ждала его усталую улыбку.
– Да, моя пацаночка.
Начинался ритуал подготовки к нашему сеансу. Папа поднимал руку с часами высоко к горящей люстре, держал какое-то время, а затем мы очень быстро залезали под одеяло – и смотрели на волшебный циферблат папиных часов…Цифры и стрелки были покрыты фосфором и светились в темноте. На какое-то время мое дыхание замирало, а стрелки все спешили по кругу, как будто их где-то ждали. Затем они начинали таять, и вот оставался только звук: тик-так, тик-так…темно, душно. Голос мамы возвращал нас в реальность, и мы выбирались из-под одеяла с улыбками до ушей.
– Какой фильм смотрели сегодня?
Мама улыбалась, и с радостью слушала наш рассказ… рассказ в два голоса, где всегда один дополнял другой. История придумывалась на ходу, но всегда имела продолжение, которое можно было узнать назавтра. Это были по-настоящему наши истории и наши мечты…
Почему я решила рассказать об этом именно сегодня, именно сейчас…
Машины времени нет – это факт, но удивительно, как случайно попавшиеся на глаза вещь или предмет, а может быть, и запах, возвращают нас в прошлое. Я помню себя очень рано, хотя многие считают это невозможным. Я помню, как я училась ходить, и помню свои красные башмачки, и как было больно падать. Падала я очень часто, как говорила бабушка – из-то того, что ножки были слишком полные и цеплялись друг за друга. Это упражнение – вставать сразу после того, как ты упал, – потом мне пригодится, и не раз. Мои красные башмачки и бирочка из роддома, хранятся до сих пор, только теперь их дополнили еще одни – башмачки моей дочери.
Можете ли вы вспомнить один любой день, со всеми его подробностями, с утра и до ночи? Как вы проснулись, кто был рядом в этот момент, какая была погода, какая одежда, чем завтракали, какие запахи вас сопровождали? У меня такой день есть…
Очевидно, папа хотел мальчика, а родилась я – Шустова Людмила Германовна, почти как в кино. Уверена, папа нисколько не пожалел, что у него нет сына.
Папа был «заядлый рыбак», как говорили раньше. Настоящий. Он сам плел сети – это было зимней забавой. Он готовился заранее. Где-то доставал японский капрон и веревку, на которую надо было собирать сеть, сам мастерил поплавки. Зимними вечерами, неизменно после ужина, он удалялся в свою комнату и приступал к работе. Было интересно наблюдать, и было интересно слушать, как он рассказывал, но еще интереснее было, когда он учил меня плести сеть. Я умею. Теперь, когда я смотрю какой-нибудь голливудский фильм про аварию и про необитаемый остров, я представляю, как бы я со всем этим справилась.
Как вы уже догадались, я не могла быть равнодушна к рыбалке. Папа называл меня – моя рыбачка.
Я родилась в маленьком провинциальном городке, который утопал в зелени деревьев и располагался на берегу реки. И еще, совершенно точно, – я родом из СССР.
Иногда летом папа брал меня с собой попить пиво. Это было настоящим счастьем. Недалеко от дома находилась городская баня и, конечно же, там стояла бочка с пивом, а рядом были высокие круглые столики. Моя жизнь проходила под столом, где можно было собирать камешки и всякую ерунду. А там, наверху, папа рассказывал про нашу очередную рыбалку:
– Моя-то вот такую рыбу поймала вчера.
Папа делал характерное движение, которое не дает представления о размере рыбы в сантиметрах, но оставляет место для фантазий. Все соратники по кружке пива, заглядывали под стол и улыбались. Меня распирала гордость. Я была готова поймать сколько угодно самых больших рыб, только бы услышать эти нотки гордости в папином голосе. Я любила любую рыбалку: летнюю, зимнюю, с удочкой, со спиннингом с берега, с лодки… любую.
В наших походах мама редко принимала участие. Ей было страшно ночью у костра, страшно и холодно. И как ухает филин, и как плещется бобер – все это не очень ей нравилось. У мамы была маленькая собачка, которая очень сильно ее любила. Они закрывались в палатке и ждали утра. Белка охраняла маму и переставала узнавать нас: рычала и не подпускала к палатке. Было смешно. Мы сидели у костра, подкладывали дрова, болтали и ждали первую зорьку. Снасти были готовы.
Очень смешное название «мондула». В разных регионах это приспособление называется по-разному. Это толстая леска и много привязанных к ней крючков и толстая резинка, на конце которых грузилок. Поймать можно