предполагал, что скорее всего за здравый смысл отвечает весь мозг, целиком, но, не будучи в этом до конца уверен, вновь решил промолчать.
– Вот прошлый раз у тебя отключение было, когда ты один в Новосибирск потащился, – все больше распалялся Хованский, – чем дело кончилось? Тебя, дурака еле откачали, а потом еще и лечили за казенный счет два месяца. Или больше?
– Два с половиной, – честно признался Лунин. – Ну не будут же меня в Одинске снова бить. В конце концов, я хочу только пообщаться с коллегами. Посмотрю дело. Если у меня не будет вопросов, я на следующий же день оттуда уеду.
– Илюша, – Хованский буквально подпрыгнул на месте от возмущения, – Илюша, очнись! Ты кто такой, чтобы тебе дело показывали? Какое ты к этому делу отношение имеешь, окромя того, что ты родственник главного подозреваемого? Хотя, какой он там главный, он единственный! Других нет. Ты это понимаешь?
– Вот именно этот момент я и хочу уточнить, – Лунин чувствовал, как от пристального взгляда начальника областного управления, а еще больше от его становящегося все громче крика у него начинает шуметь в голове и стираются из памяти заблаговременно заготовленные дома фразы. – Должны же они были рассматривать и другие версии. Хотя бы ради приличия.
Хованский стоял, упершись сжатыми кулаками в стол и лицо его не выражало ничего, кроме крайней степени возмущения. В голове Ильи промелькнула мысль, что сейчас не самый подходящий момент для того, чтобы использовать свой последний аргумент, но остановиться он так и не смог.
– На отпуск я в любом случае имею право, так что моей поездке в Одинск помешать все равно ничто не может. Но если вы дадите распоряжение, чтобы мне дали ознакомиться с материалами дела, я вернусь быстрее.
– Вон оно как.
Дмитрий Романович машинально потер горло, как он делал обычно в минуты самого сильного волнения. Обычно после такого жеста он извлекал из шкафчика очередную бутылку с подаренным коньяком и несколькими большими глотками снимал накопившееся в организме напряжение, но на этот раз Хованский, проявив небывалую для себя выдержку, всего лишь взмахнул рукой и со всей силы врезал кулаком по деревянной столешнице. Столешница удар выдержала, а генерал, издав шипящий и ругательный набор звуков, схватился за ушибленную руку.
– Может трещина в кости быть, – посочувствовал Илья.
– Заткнись, Лунин, заткнись за ради бога!
Нянча стремительно опухающую ладонь, Хованский вернулся в свое кресло.
– С Рокси Светка будет возюкаться, или опять мне подкинешь?
Вздрогнув от неожиданности, Илья изумленно уставился на начальника управления.
– Если ты и сейчас будешь молчать, я точно решу, что ты идиот, – просипел Дмитрий Романович.
– Она со мной поедет, – быстро пришел в себя Лунин.
– Ну да, вдвоем-то оно завсегда сподручнее, – неожиданно добродушно согласился Хованский, а затем все тем же мягким, отеческим тоном добавил. – Пошел вон отсюда, пока я не передумал.
…
Лунин проснулся рано, до звонка будильника,