У нее есть любимый папа, но тот почему-то раздел ее, завязал руки и выбросил на обочину со словами: «Ты больше не можешь жить со мной».
Павел подошел к одному из патрульных и попросил того купить упаковку картошки фри.
– Ехать в Макдональдс?
– Да хоть на Мадагаскар, – рявкнул майор, о чем тут же пожалел.
Глава 3.
Рождение
1.
Что ты делала на Луне? Что ты делала с чужими кроликами?..
Мама будет волноваться. Она будет стоять у калитки, подперев руки в бока, на ней будет фартук. Он пахнет ванильным бисквитом. И ты пойдешь на запах…
От теня пахнет шоколадом. Кролики пляшут перед глазами, играют в салочки, задирают друг друга. Глупые, глупые кролики. Ты протягиваешь ладони, пытаясь схватить их за короткие хвосты-обрубки, но всё тщетно. Нужно сделать это, пока время не ушло безвозвратно, пока мама еще ждет тебя у калитки.
Девочка шептала что-то, пока маленькая ложбинка над верхней губой снова и снова покрывалась испариной. Мужчина нагнулся над ней, чтобы разобрать хотя бы слово. Но она была такой маленькой, совсем крошечной. Говорить-то толком и не научилась. А сказать что-то в бреду и подавно.
Он смочил полотенце и протер белый лоб, губы, подбородок, маленькую грудку, как у птички. Светлые редкие волосики с медовым оттенком слиплись от крови. Теперь она уже почти остановилась. Как мало, должно быть, в этом теле было крови. Сколько ей на вид? Года три-четыре?
Он силился вспомнить, как выглядела его собственная дочь в этом возрасте. Нет, он не мог. Он так долго стирал всё это из памяти, смотрел на свое прошлое, как на черно-белый немой фильм. Так что, нет. Теперь он не сможет вспомнить.
Мужчина достал аптечку и извлек из блистера капсулу жидкого ибупрофена. Раздавил ее и влил содержимое прямо в полуоткрытый рот. Руки тряслись, а мысли, как неугомонный пчелиный рой, так и жалили в голову.
– Лучше бы ты умерла, – прошептала он девочке на ухо.
Но та не собиралась умирать. Теперь дыхание ее стало ровным, а шепот прекратился. Кролики растворились в сознании, сгорели, как кинопленка. Мужчина вышел из дома и запер входную дверь. Обойдя слева изгородь с плетущимся по ней девичьим виноградом, он спустился в гараж, где остывал мотор серебристого седана. Он стукнул ногой по задней левой шине, как будто машина могла почувствовать боль.
– Проклятое корыто! Проклятье!
Он обошел машину спереди и остановился у правого борта. Там, где красовалась едва заметная вмятина и несколько царапин. Это был сущий пустяк, и ему не было жаль машину. Но он не хотел дергать за ручку двери, не хотел открывать ее, не хотел заглядывать в салон. Как будто это нежелание могло что-то исправить. Как будто стоило только оставить машину здесь на пару дней, и всё само собою исчезнет.
Ему хотелось закрыть глаза, а затем просто очнуться. Да. Очнуться где-то на берегу моря. У него просто случился солнечный удар, и он отключился. Да, так и есть. Сейчас он откроет глаза, весь красный и сгоревший. А рядом будут жена и дочка. Весело бегать вокруг него и насмехаться.