года назад я застрелил сталкера, взбунтовавшегося в специальном маршруте. Нет, я расстрелял его как зачинщика бунта. И по тому, как посмотрел на меня Николай Павлович, как посмотрел на меня тогда товарищ Гольцев, я понял, что он меня никогда не уволит.
Это важно, потому что у меня жена не работает, а старшая пошла в колледж.
Много ещё гнилья среди наших сотрудников, но это ничего. Гнильё-то мы повыведем.
Этот пришлый мужик мне не нравился, я вообще ненавижу этих мальчиков из интеллигентных семей, собственно, они и развалили страну, выпустив джина беспорядка из бутылки.
Они не могли справиться с работой в своих лабораториях, а быстро пересели в министерские кресла.
Этот-то ещё свалил за бугор, пережидая наш голод и унижения. Теперь вот вернулся и тут же вляпался во что-то, наверняка, в дело с наркотиками. Они все связаны с наркотиками, эти мальчики-мажоры, оттуда у них всё – половая распущенность, клички их эти дурацкие…
А Николай Павлович даёт слабину и покрывает своих друзей юности – это чувство ложного товарищества, вот что я скажу.
Этот Баклаков со своей развратной кличкой Арамис так вообще выскочил как чёртик из бутылки.
Вчера он встретил меня во дворе и спросил, считаю ли я массовые демократические расстрелы по национальному признаку спасением для наших стран.
– Я думаю, что надо продавать билеты, – говорит. – Только смотрите, объявятся какие-нибудь лохотронщики и будут мухлевать. Напишут «партер», а места окажутся у стенки. А ведь знаете, как при военном порядке? Это в одной пьесе хорошо описано: там приговорённый возмущается: «Думаю, что у вас могло хватить совести поступить со мной как с военнопленным и расстрелять меня как человека, а не вешать как собаку», а ему один генерал и отвечает: «О, извините меня, но это рассуждение штатского. Вам не известно, видимо, каков средний процент попаданий у стрелков армии его величества короля Георга Третьего. Знаете вы, что произойдет, если мы вышлем взвод солдат расстрелять вас? Половина промахнется, а остальные такого натворят, что начальнику охраны придется приканчивать вас из пистолета. Тогда как повесить вас мы можем с совершенным знанием дела и к полному вашему удовлетворению», а потом так дружелюбно и заключает: «Я вам от души желаю быть повешенным»…
Ну вот зачем он это мне говорит?
Ну да, я люблю армию и на днях говорил, что, если бы расстреливали за растрату и воровство, ну и наркоманов всяких, было бы гораздо лучше.
А он ведь не обсудить это хотел, а с издёвкой, издёвкой.
Потом он анекдот рассказал о старике, которого спрашивают, когда ему лучше жилось: при Сталине, при Хрущёве, при Брежневе или сейчас. Ну и старик, ветеран такой, и отвечает без раздумий:
– Конечно, при Сталине!
– Да ты чё, дед, – суетятся социологи. – Там же тюрьмы, лагеря…
– Да при Сталине мне все девки давали, не то что сейчас!
Это дурацкий анекдот, потому что он против порядка. Этот анекдот над порядком издевается.
Мне часто говорят, к