сь уже у нее. Не совпали во времени, что называется…
– Константин Богомолов еще на пробах «Содержанок» предупредил: «Играть ничего не надо, в кадре нужно существовать в сдержанной манере». Мне это близко, но я не предполагал, что придется быть сдержанным до такой степени: махнуть рукой при разговоре недопустимо, теребить кольцо на пальце нельзя, браслет от часов – тоже, эмоции должны быть спрятаны, все внутри. И остается только втайне от режиссера иногда шевелить пальцами ног в ботинках, чтобы давать энергии хоть какой-то выход. Не менее требовательным Костя был и к слову: каждый съемочный день для меня начинался с того, что он почти полностью переписывал мои реплики. А я из тех актеров, которым с материалом необходимо переночевать, но тут звучит команда «Камера, мотор!» – и надо произносить совсем другой текст! Так что на съемках я постоянно находился в стрессе, однажды застопорился на слове – заменял его синонимом, который казался органичнее. Мне, но не режиссеру. И ничего не мог с собой поделать из дубля в дубль. Тогда вдруг Богомолов остановил съемку и обратился ко мне: «Ну что, распускаем группу?» Тут у меня перехватило дыхание. Признаться, актеру слышать такое крайне неприятно. Я мобилизовался, но… так и не произнес слово, которое Костя от меня ждал. Мы перескочили этот момент и конечно же довели съемку сцены до победного конца.
– У вас был долгий и извилистый путь к актерской профессии. Мечтали о ней с детства?
– Конечно! Все дети рождаются с «антенкой», улавливающей предназначение: «Хочу быть артистом! Врачом! Писателем!» Но некоторые потом обрезают ее и забывают о мечте, а кого-то сбивают с пути… У всех моих друзей, кто достиг творческих высот в своей области – художника Бориса Жутовского, клоуна Славы Полунина, режиссера Андрея Звягинцева, – «ноги растут» из детства.
В семье меня с ранних пор называли «Вовка-артист». Помню, на школьном мероприятии я, разукрашенный под солиста группы KISS, исполнял музыкальный номер под фонограмму, выйдя на сцену с гитарой, которую сам смастерил, соединив гриф инструмента со старым сиденьем от унитаза. В финале доходил до состояния экстаза, высовывая голову в отверстие стульчака. Номер имел успех!
Мне вообще всегда хотелось быть на виду: летом в пионерских лагерях был то горнистом, то барабанщиком, толком не имея предрасположенности ни к тому, ни к другому. Зато это давало возможность не стоять в общем строю и красоваться перед всеми на утренней и вечерней линейках. В старших классах назначали комсоргом школы, хотя у меня были тройки по всем точным предметам, что являлось недопустимым по комсомольским канонам. Но я всегда был настолько энергичен, заразителен, инициативен, что ни у кого не возникало сомнений, когда мою кандидатуру выдвигали на какую-то руководящую позицию. Был физоргом класса, командиром взвода на занятиях по военной подготовке и даже капитаном школьной баскетбольной команды – это при совсем невысоком росте. Старшие братья, довольно спортивные ребята, подшучивали над моей фигурой, ласково называя дистрофиком. Я был худющим, с большой головой. В армии, кстати, даже не нашлось сразу шапки по размеру – у меня голова окружностью шестьдесят один сантиметр. Все еще надеюсь, что такой объем напрямую связан с моим необузданным интеллектом, но скорее всего с тем, что в первые четыре года своей жизни перенес четыре воспаления легких и мое тело не развивалось должным образом, росла только голова.
В 1973-м папу неожиданно командировали на два года в Сомали – страну, которая казалась тогда, как, впрочем, и сейчас, другой планетой. Никогда не вдавался в подробности, как это вышло: папа был бригадиром электромонтажников на предприятии по изготовлению лифтов, а тут вдруг предложили работу коменданта в офисе. Для этого ему даже пришлось вступить в партию, иначе поездку не разрешили бы. Мама работала воспитательницей в детском саду. Побывать в африканской стране по тем временам – все равно что слетать на Луну. Родители понимали, что такой шанс выпадает раз в жизни, собрались, взяли с собой меня и среднего брата Сережу, которому тогда было около восьми. Старшего, одиннадцатилетнего Алешу, пришлось оставить в Москве с бабушкой и дедушкой из-за того, что в Африке не предполагалось обучение в средних классах. Представляю, каково ему было, когда остался один…
Мы оказались в раю: Индийский океан, экватор, манго, папайя, кола, жвачка! Папа с Сережей плавали в масках с подводными ружьями – воспоминания на всю жизнь! Мама покупала яркие кримпленовые ткани и по лекалам из модных журналов шила себе платья. Я шастал в ковбойской шляпе с палкой в руках по территории нашего поселения и отгонял макаку Яшку, который все время норовил забраться мне на голову.
Ярких впечатлений было много, но через десять месяцев, видимо из-за повышенной влажности, у меня опять начались проблемы с легкими. Я еле дышал, утром и вечером мне кололи очень болезненные антибиотики, по ночам бредил в мучительном ожидании этих процедур, а когда приходила медсестра, на коленях умолял ее не делать уколов – и каждый раз меня укладывали силой. Болезнь прогрессировала, оставлять ребенка в таком климате было рискованно, и меня решили отправить в Москву к бабушке. Полгода проживания с младшим внуком явились для нее испытанием! Я был импульсивным. Когда сильно ее доводил, бабушка называла меня сипатым хреном из-за