я все время думала о тебе и чувствовала себя все хуже. Не знаю, как я смогла прожить целый год. А ты?
Итак, все возвратилось, подумал Вацлав. Но теперь я не позволю ей исчезнуть из моей жизни.
– Нора, идем в зал, – сказал он.
– А почему туда?
– Во-первых, там никого нет; во-вторых, я видел тебя в последний раз именно там, а в-третьих, я хочу убедиться, что зал остался тем же.
– Разве он может измениться?
– О, еще бы! Когда ты уезжала, был дождь, помнишь? Совершенно неожиданно для себя, вечером, около десяти, я вернулся в зал, где уже никого не было. Был слышен шум дождя, но он не заглушал мраморного молчания этой махины. Я сел за столик и стал осматриваться. Мне показалось, что я попал туда впервые. Все стало другим, потому что со мной не было тебя. Я не мог узнать ни одной детали, как ни старался. Без тебя все стало другим, все стало меньше и бесцветнее. Я не узнал и того места, где ты стояла в последний раз. Ты стояла так далеко от меня; я шел тебе издалека, шел, шел, – ты обернулась и сказала:?Я играю с огнем?.
– Я сказала это позже.
– Может быть. Тогда я сидел за столиком и старался увидеть все таким, каким все было несколько часов назад, взглянуть теми своими глазами, но напрасно. Те глаза давно ослепли, а сердце все помнит и надеется, и подбивает рассудок на глупости – иногда успешно. Знаешь, зачем я стоял у дверей?
– Ты ждал меня.
– Конечно. Но я не знал этого сам до той минуты, когда прошла женщина, и я принял ее за тебя. Точнее, очень захотелось принять ее за тебя.
– Почему мужчины не умеют признаваться в любви просто?
– Просто – это как?
– А вот так:?Я тебя люблю? – и все.
– Они все трусы. Они вначале готовят себе пути для отступления.
– Ну и напрасно. Ты же знал, что я приехала к тебе.
– Нет.
– Знал, ты же работаешь создателем чудес. Сколько раз ты прочитывал мои мысли совершенно точно.
– Это всего лишь фокусы и опыт.
А ты изменилась, подумал Вацлав, как это все могло сочетаться в тебе раньше: и почти детское смущение, и точное знание своей цели, и смешливость по пустякам, и иногда угрюмость, и иногда даже озлобленность в характере. Сейчас кто-то создал из этого совершенно новый сплав.
– Нора, ты его любила?
– Ах, ты все же не разучился отгадывать мысли. Может, ты даже скажешь, каким было его имя?
– Нет, мне достаточно того, что ты сказала?было?.
– Ты не можешь отгадать имя? – Нора настаивала.
Вацлав назвал первое имя, всплывшее у него в мозгу, и угадал. В этом один из секретов отгадывания мыслей – не думая самому, ловить первый слабый сигнал.
Они прошли в зал. Два ряда мраморных колонн поддерживали широкий потолок. У задней стены стояло несколько столиков – зал был предназначен для ожидания. Напротив столиков – полуосвещенная галерея маленького зимнего сада с обязательными пальмами и тропическими широколиственными сорняками. Сквозь стеклянный оазис жизни просвечивалась