в «маршрутку» красного «Фиата», который каким-то чудом избежал огня. Прижавшись к стене здания, обошли завалившийся на бок длинный черный лимузин.
– Черт, вы только гляньте, – выдохнул Камохин, когда они оказались позади лимузина.
Из открытой задней дверцы на треть высовывался гроб. Весь блестящий, видимо, из какой-то дорогой породы дерева, с ажурной инкрустацией и массивными медными ручками. Не гроб, а произведение искусства.
– Покойнику повезло больше всех, – философски изрек Брейгель.
– Почему? – спросил Орсон.
– Он хотя бы в гробу.
– Ай, да ну тебя! – раздраженно воскликнул Орсон. – Тоже мне, юморист сыскался! Я думал, ты что-нибудь дельное скажешь.
Пройти дальше было невозможно из-за нагромождения машин. Пришлось пролезать в арку, ведущую во внутренний двор.
– Если честно, я и сам не знаю, зачем попросился в квест, – продолжая прерванный разговор, сказал Орсон. – Мог бы сидеть себе спокойно в лаборатории и изучать доставленные поисковиками образцы.
Видно, надоело.
– Что именно? – не понял Осипов.
– Дисциплина, как в казарме. Строго в определенное время тебя запускают в лабораторию. Опоздаешь на минуту – пиши объяснительную. Придешь на минуту раньше – то же самое. Если захотел в туалет, нужно попросить разрешения выйти. В четырнадцать ноль-ноль обед. И никого не интересует, проголодался я или нет. Ровно в девятнадцать ноль-ноль следует встать и покинуть рабочее место. А может быть, меня в этот самый момент гений осенил! Нет же, гению после семи вечера полагается отдыхать!
– Это называется дисциплиной, – авторитетно заявил Камохин. – Центр, фактически, находится на военном положении.
– А мне это не нравится.
– Док, тебя что, силой приволокли в ЦИК?
– Мне пообещали предоставить идеальные условия для моих исследований.
– И что, обманули?
– Нет.
– Так в чем же дело?
– В том, что я не могу работать в таких условиях! В Новом гуманитарном колледже в Блумсбери, где я работал и преподавал до перехода в ЦИК, порядки тоже были строгие. Очень строгие, господа! Такие, какие могут быть только в Англии с ее вековыми традициями! Но даже они не идут ни в какие сравнения с тем, что ты, Игорь Владимирович, называешь дисциплиной. Порядки, установленные в ЦИКе, да будет тебе известно, друг мой, это уже не дисциплина, а тюремный режим!
– Зато все мы еще живы, – нашел устраивающий всех компромисс Брейгель.
Надо сказать, фламандец вообще был мастером компромиссных решений. А вот заставить его самого пойти на компромисс вряд ли бы кому удалось.
Осипов заученным движением провел большим пальцем по дисплею дескана, стирая изморозь.
– Черт!
Он запнулся ногой о тонкую металлическую трубу, лежавшую поперек дорожки, и упал на колени.
Брейгель подхватил его под локоть, чтобы помочь подняться.
– Порядок, Док-Вик?
– Смотри! – Осипов прижал сканер к маске фламандца.
– Эй!