уже не я буду решать, – покачал головой Камохин.
– Политика ЦИКа не включает проведение спасательных операций в аномальных зонах, – напомнил Орсон. – Ты сам говорил это возле вертолета.
– Верно, – коротко кивнул стрелок.
– Значит, женщине и детям не на что рассчитывать?
На это Камохин ничего не ответил.
– Выходит, мы просто бросим их здесь умирать?
Камохин снова промолчал.
– Так нельзя, – покачал головой Осипов. – Должен быть какой-то выход.
– Я его не вижу.
– Мы можем найти и принести им хорошую, теплую одежду.
– Такой одежды, как у нас, мы не найдем, даже если перероем весь город.
Осипов почувствовал, что его начинает пробирать озноб, и плотнее запахнул парку. Холод и темнота – что могло быть страшнее и безнадежнее? Как долго это можно выносить?
– Я останусь здесь, – сказал Осипов. – Тогда ЦИКу придется прислать за нами спасателей.
– Не говори ерунду, Док-Вик, – недовольно скривился Камохин. – Не такая уж ты важная шишка. Если бы ты позарез был нужен в Центре, тебя не пустили бы в квест.
– Я сам об этом попросил. Мне нужно было увидеть разлом собственными глазами.
– И что? Теперь ты знаешь, как спасти Землю?
И тут Осипова осенило.
– У меня будет пакаль! За пакалем-то Кирсанов непременно кого-нибудь пришлет!
– У тебя не будет пакаля, Док-Вик, – грустно посмотрел на ученого стрелок. – Не будет, потому что я тебе его не дам. И тебя самого здесь не оставлю. Мы вернемся в ЦИК все вместе. С пакалем. И это не обсуждается.
– Я был о тебе лучшего мнения, – прищурился, глядя на Камохина, Осипов.
– Ты не поверишь, Док-Вик, но я тоже был о себе лучшего мнения. До тех пор, пока не понял, какая я на самом деле скотина. А знаешь, почему я такой? Потому что иначе нам не выжить. Если бы решение принимал ты, – Камохин ткнул Осипова пальцем в грудь, – добрый, сердечный и справедливый, мы бы не выбрались из зоны живыми. Понятно?
Осипов ничего не ответил. Он понимал, что Камохин прав. Но не мог смириться с такой правотой. Это было неправильно. Не по-людски. Спасти собственные жизни, оставив других умирать, или же всем вместе погибнуть – чудовищный выбор. И самое ужасное – он уже был сделан.
– А почему Брейгель остался в шатре? – спросил Орсон.
– Потому что он знает все, что я вам сказал. И он со мной согласен.
– Когда это вы успели все обсудить?
Камохин с досадой цокнул языком и покачал головой. Эти ученые, они, может быть, и гении. Каждый в своей области. Но за ее пределами ничего в жизни не смыслят.
– Мы ничего не обсуждали с Брейгелем. Но он, как профессионал, верно оценивает ситуацию.
– Оценивать и принимать решения – не одно и то же, – заметил Орсон.
– Это демагогия, Док. И ты лучше меня это понимаешь. – Камохин зябко потер ладони. – Идемте в шатер, а то становится холодно.
– Должен быть какой-то