что все эти замеры делаются так, на всякий случай. Вдруг что-нибудь любопытное вылезет. Как правило, ничего не вылезало. Гораздо интереснее и ценнее показаний приборов были личные наблюдения квестеров. Хотя уже то, что группы назывались квестовыми, говорило о том, что в первую очередь руководство Центра было заинтересовано в пакалях. Осипов видел пакали только на фотографиях – инструктор показал перед квестом, чтобы знали, что искать. А вот объяснить, какой интерес представляют собой эти плоские металлические щитки размером с ладонь, с выгравированными на них рисунками, стилизованными под искусство древней Мезоамерики, инструктор не потрудился. Видимо, не считал нужным посвящать начинающих квестеров в эту тему. Конечно – зачем? Их задача – искать. А как потом пакали к делу пристроить, без них разберутся. Хотя, может быть, он и сам этого не знал.
Осипов посмотрел на термометр – минус девяносто три и три десятых градуса. Абсолютный температурный рекорд для планеты Земля. Затем – на часы. С того момента, как ушли Камохин и Брейгель, прошло чуть меньше сорока минут. Волноваться, вроде, рано. Стрельбы слышно не было. Случись что, ребята без боя не сдались бы. Хотя, опять же, с кем тут сражаться? Вся эта история с «серыми» здорово смахивает на паранойю. Или массовую истерию. Как с летающими тарелками, Лох-несским чудовищем или плазмоидами. Аномальные зоны – это такие необычные места, что им просто нельзя без собственной мифологии. Ну никак нельзя! Правда, не понятно тогда, в кого стреляли Брейгель с Камохиным? Не в собственные же тени?.. А все равно, как бы там ни было, самое большое приключение сегодня выпало на его долю. Тут, понимаешь, вполне конкретный монстр, сожравший самую что ни на есть расконкретную видеокамеру. И едва не закусивший квестером.
Осипов готов был поделиться своими соображениями по поводу феноменологии «серых» с Орсоном. Но в этот момент произошло нечто такое, что поначалу повергло Осипова в ступор. А потом… Потом он долго не мог разобраться, что все же произошло?
Очертания мрачной амебы постоянно изменялись, будто она куда-то плыла, но никак не могла сдвинуться с места. Но то, что находилось внутри ее подвижных контуров, выглядело навеки застывшим, будто схваченным ледяной коркой. Даже когда Осипов вводил в разлом штангу с видеокамерой, предмет, казалось, растворялся в воздухе в долях миллиметра от области непроглядного мрака. И хотя разумом можно было понять, что на самом деле в разломе ничего не было, взгляд отказывался этому верить. Соотнесенный с человеческим опытом, разлом больше всего напоминал идеально отшлифованную плиту черного мрамора, полностью поглощающую весь падающий на нее свет. Все до единого фотоны.
И вдруг – Осипов поначалу было решил, что ему это мерещится, – поверхность разлома подернулась едва заметной рябью. Как гладь пруда, которой коснулся легкий ветерок. Затем от центра пошли концентрические круги, словно от брошенного в воду камня. И это уже никак нельзя было списать на обман зрения. Это была реальность. Невозможная, черт возьми, реальность! В центре черного пятна на стене начал вздуваться пузырь!
Позже Осипов пытался мысленно проанализировать и дать хотя бы частично объективную оценку