Петровна, когда бежала к внуку, впопыхах запуталась в полах старомодной рубашки, охая, поднялась, и опять упала. Первой к сыну прибежала смертельно бледная Ксения и трясущимися руками включила свет. Денис в полосатой майке, чёрных трусах лежал лицом вверх на полу и так тяжело дышал, словно умирал. Она в панике заметалась по комнате, схватила влажное полотенце, стала растирать сыну грудь.
– Скорей, мама, сюда! Спирт нашатырный неси!
Пелагея Петровна, выпутавшись, наконец, из своей рубашки, побежала искать спирт, но вместо него принесла бутылочку с уксусной кислотой. Чертыхаясь, вернулась опять, нашла нужный пузырёк, однако лекарство внуку не понадобилось, так как он уже очнулся. Женщины осторожно перенесли страдальца на кровать. Вид у юноши был ужасный, в эту минуту он был похож скорее на мертвеца, чем на живого человека. Худой, лицо жёлтое, кожа сухая, натянутая, как у старика, костлявые руки тряслись, как у парализованного, в глазах затаился испуг. У Ксении сердце будто клещами сжалось, она с болью вглядывалась в предмет своей гордости, своей надежды и не узнавала его, от сына осталась только тень. Чтобы он хоть немного воспрянул духом, она нарочито бодрым тоном сказала:
– Ну что ты, моя радость! Опять раскис! Ты ведь спал, не так ли, мой мальчик? Я когда зашла, в комнате у тебя было темно.
– Мама, я не спал! – глухо, словно из-под земли произнёс он, – я опять читал книжку. Да вот она. – Он вытащил из-под одеяла томик в красном переплёте.
– Ты опять за своё! Мы же тебя предупреждали, чтобы не забивал голову на ночь всякой ерундой!
Ксении было чрезвычайно страшно при мысли, что он опять ей расскажет жуткие вещи, но она крепилась.
– Я хотел уснуть, мама, но не смог, мне показалось, нет, я точно знал, что по чердаку у нас кто-то медленно-медленно ходит. Это походка отца, я сразу узнал её, мама, такие тяжёлые шаги были только у него. А потом я с замирающим сердцем услышал, что кто-то подкрадывается к двери. Интуиция меня не подвела: это был действительно отец. Он стремительно открыл дверь и широко улыбнулся мне. Я никогда не видел у него такой улыбки. Я затаился, от страха у меня застучали зубы, затрепетало сердце, а волосы встали дыбом, я хотел закричать, но язык словно прилип к горлу, я вообще был как пришитый, не мог двинуть ни рукой, ни ногой. Потом с ужасом заметил, как отец, одет он, мама, был в чёрный пиджак, в котором лежал в гробу, подошёл и с загадочной улыбкой щёлкнул выключателем. Стало темно, как в склепе, но я всё же разглядел, что он, крадучись, подходил ко мне с протянутыми руками. Остальное я уже не помню.
От его рассказа Ксения вся так и похолодела, однако, стараясь всё перевести в шутку, бодрым голосом воскликнула:
– Всё это, сынок, плод твоей фантазии!
Она, силясь улыбнуться, ласково потрепала сына за волосы, но по спине у неё от страха бегали мурашки. Реакция же Пелагеи Петровны была такова. Она просто-напросто разразилась грубой бранью в адрес покойного зятя и, словно он мог её уви