чем открывать клюв, стоило знать, о моём личном знакомстве с шефом РСХА обергруппенфюрером СС Гейдрихом. Прочь с моих глаз!..
– Вон он, змей! В окружении своих гадюк…Продувает уши нашей мундирной силе. – Ханс повернулся в сторону плаца. Там, среди развалин и обгоревших строений, теперь стояло строгое каре их трёх батальонов 305-й пехотной дивизии, в центре которого, на массивной башне танка PzVΙAusf.E, как на утёсе, стоял генерал Ханньо Хассе с воинственно поднятой рукой. Его речь была надсадной и рваной, как цепной лай сторожевого пса.
– Ренер! Глуши мотор! Ни черта не слышно!
– Яволь, унтерштумфюрер.
Механик живо исполнил приказ. Привычно вскочил на борт танка, опёрся плечом на длинный башенный ствол.
* * *
– Товарищ Суфьяныч! Оно! Опять ползёт сюды кто-то т не один!
– Не ори! Мордует тебя шайтан!
Возбуждённо блестя глазами, все разом ринулись к брустверу, пальцы легли на спусковые крючки и гашетки.
…Марат почуял, как сорвавшись, резко, с перебоем бухнуло по рёбрам сердце…В нём вдруг полынным кустом выросло смутное, равносильное страху беспокойство. Но он привычно срубил его под корень, хватая глазами развалины, пустыри, перекрёстки, боднул вопросом Григорича:
– Ну, где-е? Кто-о ползёт, ботало! Ты меня и за столом, и в окопе срамишь, перед боевыми товарищами. Видано ли дело: предпочитать водке-пиво, а пиву-воду? Э-эх, нет в тебе куража, Петя. Живёшь, как жук в навозной куче. А ты, Черёма, вишь чо?
– Никак нет, товарищ старший сержант! – встревоженно вертя головой, откликнулся тот. – Похоже, немцы дымовую завесу устроили, чтоб ни наши снайпера…Ни артиллерия, значит, не накрыла их…
– Ты дуру то не трепи! Эт козе понятно, Черёмушкин. А ты, Санько, видишь? – беспокойно переспросил он.
– Ни ма…тильки дымовина, товарищ старший сержант. Чую непорядок трошки…Трэбэ начальству добалакать, як?
– Твою мать!.. – процедил сквозь зубы Марат, давясь напряжением буркнул под нос. – Хороший ты мужик, Куц. Прям, как пирог с дерьмом. Худая у тебя начинка, тильки сало жрать – джигит. – И уже в голос съязвил в адрес немцев. – Устроили крысёныши себе занавес с буфетом. У них, буржуйских сук сейчас завтрак, по расписанию. Конфетки-печеньки с какавом кушать изволят…
Ё-моё…дыму и впрямь-вешайся! Ну, эт тоже не худо, земляк. Стал быть и немчура наших не видит. Так нет?
– Так точно. С дымом-то слобонее. Это значит одно, – Нурмухамедов посуровел взглядом, – глядеть в оба!
Он не успел договорить, как вздрогнул будто пришпоренный: из косматых, слоистых дымов, совсем рядом показалась сразу дюжина касок! Закопчёные перекошенный лица, влажные оскалы зубов!
– Не стреляй, свои! Не видишь…в рот те в душу!
Первый махнул белым лоскутом над каской, узрев направленный на него чёрный глаз пулемёта.
– Свои, братцы! – гаркнули слева.
– Отставить огонь! – запоздало приказал Нурмухамедов.
В