– килограмм пятнадцать все-таки весит!
Я осторожно приблизился к окну, перегнулся через подоконник и выглянул вниз. От сердца немного отлегло. Вон он, пиявка, лежит посреди тротуара, глазом своим на меня уставился, экраном треснутым поблескивает. И никого вокруг.
Спуститься, думаю, надо, пока не заметил кто, забрать этот треклятый телевизор, в мусорный бак сунуть – черт с ней, с утилизацией! Как-нибудь выкручусь потом, если что.
Глава 2
Отыскал я брюки, вделся в них – и бегом на улицу. А там уж народ любопытный собираться начал. Вот ведь штука какая: по улице идут, в экран смартфона своего или планшета уткнутся, ничего вокруг не замечают – ни ямы свежевырытой, ни человека, навстречу идущего. А как телевизор разбитый лежит, так сразу понабежали, будто команду «фас!» от «дурильников» своих получили – без них ведь шагу уже ступить не могут, будто по навигатору идут! Стоят, пялятся, головами качают: какой вандал такой замечательный телевизор выбросить мог?
И тут я из подъезда выскочил. Замер у дверей. Господи, и откуда ж вас здесь столько взялось?
А они камерами щелк да щелк и постить быстрее. Ну, попал! Хотел вид сделать, будто не мой телевизор, да только подумал, хуже будет. Все равно разберутся, кто бесчинство устроил – намусорил. В магазине-то, небось, за мной его зарегистрировали.
А народу все больше вокруг собирается, гомонят, обсуждают, снимки делают.
Протолкался я сквозь это стадо, схватил телевизор и потащил за угол, туда, где баки мусорные стоят.
И тут один окликнул меня, серьезный такой, в костюмчике сером, с галстуком:
– Постой, мужик!
– Чего тебе? – обернулся я.
– Твой, что ли, телевизор? – спрашивает.
– Ну, мой. А тебе-то что?
– Чего ж ты его выбросил?
– Совсем дурной? Сам упал, – говорю. – На окошко поставил, хотел подставочку протереть. Вот и…
– Да-а, невезуха! – почесал мужик затылок. – А не врешь?
– А чего мне врать-то? – вскинул я подбородок, а у самого поджилки трясутся. Отродясь враньем не баловал.
– Ты смотри, а то дело-то серьезное, – говорит тот.
– Почему это?
– Да телевизор-то новенький, на гарантии, видать.
– Ну и что?
– Как что? Так ведь сейчас закон такой. Интеллект – он под защитой. Типа, насилие над мыслью. Слово ему поперек не скажи, пальцем не тронь.
– Да ну? – испугался я пуще прежнего.
– Вот те и «ну»! Брательник, – мужик говорит, – у стиралки своей глазок гвоздиком выковырнул, так ему три месяца впаяли за нанесение увечий, и еще ремонт оплатил. А ты – «ну».
Меня аж озноб пробил. Еще не хватало! За глазок какой-то паршивый на три месяца человек за решетку угодил – кстати, у меня тоже такая мысля была, насчет глазка – а тут такое! Это ж на пожизненное потянуть может…
Стою, будто сам не свой, с телевизором разбитым под мышкой и на мужика глазами лупаю. А тот знай себе тихонько надо мной посмеивается, губы кривит. Может,