перед собой.
В окошке раздвинулись занавески – и высунулась мордочка то ли девочки, то ли мальчика, постарше меня. Форточка была открыта, и баба Маня, подняв к ней голову, попросила: – Подайте Христа ради!
Мордочка повернулась в сторону, видимо, к взрослому и, вернувшись к нам, ответила:
– Бог подаст!
Рука моя, вытянутая вперед лодочкой, упала сама собой.
– Как это – Бог подаст? – спросил я бабу Маню.
– Это значит, у них нет ничего. Для нас нет… Не серчай, Марик! Пойдем дальше.
В следующей избе никто не отозвался на наш стук. А когда мы подходили к последней, вышедший из нее человек удалялся в сторону Бутово. Останавливать его уже было поздно и нехорошо.
Мы перешли на противоположную сторону. Баба Маня перекрестилась и затем постучала в окно. Но ни здесь, ни в последующих трех избах нам не повезло. Дом отвечал либо молчанием, либо прямым отказом. Чтобы не возвращаться потом назад, баба Маня решила идти как иголочка с ниточкой, пересекая улицу наискосок от избы к избе. И тут мы наткнулись на нашего возницу с лошадью Манькой и, видать, хозяином двора, тоже пожилым человеком. Они готовились к какой-то поездке: грузили на телегу веревки, пилу, старую одежду, словом, всякую всячину.
– Ну что, как дела-то? – глядя на меня и улыбаясь, спросил старик.
– Подайте Христа ради! – жалобно сказал я в ответ, как будто между нами ничего не было и мы незнакомы.
Мое обращение, видимо, явилось для всех неожиданностью. Все остановились. Баба Маня прижала меня к себе. А я опять за свое: «Подайте Христа ради».
– Постойте-ка маленько, – сказал мужчина и пошел в дом. Какая-то неловкость пролегла между нами. Только лошадь согласно кивала головой.
– Как раз картошка поспела, – вышел мужчина на крыльцо с парящим котелком. Он слил на сторону воду, извлек из котелка несколько картофелин, три морковины и спросил у бабы Мани, во что ей их положить.
Баба Маня все приняла, уложила, поблагодарила и за что-то потрепала меня по волосам.
Расставаясь, мужчина сказал бабе Мане, чтобы мы не стучались в два кирпичных на этой стороне дома и в тот, что напротив: все равно в одном хозяев нет, а в другие – без толку: богатые, но недружелюбные.
– А что такое «недружелюбные»? – спросил я бабу Маню, когда мы вышли за ворота.
– Ну, наверно, жадные.
Так мы довольно быстро оказались в конце улицы, на краю деревни. Люди уже ходили. На стук в окно или двери отзывались охотно, но не очень дружелюбно.
Остановившись и обернувшись назад, когда небольшой обход наш закончился, я показал бабе Мане на совсем маленький кирпичный домик, стоящий в центре улицы, без окон, с невысокой железной дверью и мудреным замком, в который мы не стучались, и спросил:
– Кто в нем живет?
– Небось про лешего думаешь? – улыбнулась баба Маня. – Нет, Марик, это – амбар, кладовка такая. Для хранения дорогих вещей. Вроде общего сундука. Пожаров-то в деревнях много бывает. Вот их и строили – каменные и отдельно от домов. Люди у себя живут,