отведя одну руку в сторону, другую прижав к груди напротив сердца. Затем продолжил: – Ты, великая княгиня, как всегда прекрасна и восхитительна! Я еще не встречал женщин, подобных тебе по красоте и уму. Надеюсь, что и сын твой, князь Святослав, – да сопутствует ему удача во всех его делах! – жив и здоров и скоро займет стол своего несчастного отца…
Раб-Эфра замолчал, продолжая настойчиво смотреть княгине прямо в глаза, точно пытаясь завладеть ее сознанием, ожидая от нее каких-то слов, на которые он настраивал ее своими речами. А княгиня смотрела чуть в сторону, на многоцветные узорчатые окна, в которых играли солнечные лучи.
– Что ж ты замолчал? – спросила она, поворачивая голову к раб-Эфра. – Или тебе нечего сказать, кроме лести?
– Это не лесть, моя госпожа, – да не оставит тебя твоя мудрость до конца дней твоих! Это – правда. А говорить правду – все равно что дарить золото и драгоценные каменья: они в равной мере доставляют нам удовольствие и направляют наши мысли в ту сторону, где царит справедливость и согласие. Но иногда таким людям, как я, приходится – по воле своего господина – приносить другим людям неприятности… Да простит меня великодушно моя госпожа за это! Ты видишь, как трудно мне, подарив тебе золото и сверкающие каменья, отнимать их у тебя и вкладывать в твои руки зазубренное железо…
– Ничего, иногда железо полезнее золота и каменьев, – усмехнулась Ольга. – Я слушаю тебя, щедрый жидовин.
– Что ж, я приступаю к своим нелегким обязанностям, – склонил голову раб-Эфра и продолжил, но уже совсем другим голосом, в котором не было журчанья, а все согласные выступили наружу, точно камни в обмелевшем ручье: – Дошло до моего господина, великая княгиня, что ты рассылаешь людей в подвластные тебе области к повелителям других народов с приглашением их в Вышгород, не поставив об этом в известность моего господина, бен Хазара, – да пошлет ему всевышний крепкое здоровье! Ты не дала в прошлом году воев великому царю моему каганбеку Иосифу – да будет вечна его власть над своими рабами! Ты послала воев нечестивому цесарю ромеев Константину, – да будет проклято имя его во веки веков! Мой господин-наместник великого царя хазар Иосифа в Киеве спрашивает тебя, княгиня: что означают твои действия и как долго ты будешь противиться воле великого царя? – И с этими словами раб-Эфра снова уставился своими жгучими выпуклыми глазами на княгиню Ольгу.
«Однако, он на кого-то похож, – подумала княгиня, чувствуя, что опять начинает подпадать под влияние иудея. – Скорее всего… на жабу. Да-да, именно на жабу! – воскликнула мысленно княгиня Ольга, и почувствовала, что чары ослабли, перестают на нее действовать. – Жаба точно так же смотрит, выпучив глаза и почти не моргая. Ей бы только его баранью шевелюру…» – и губы ее чуть дрогнули в улыбке, заметив, как потемнели глаза иудея, и в них исчезли острые иглы света.
Но надо отвечать, и она заговорила тем голосом, каким умела говорить с врагами:
– Да будет тебе известно, а через тебя, презренный раб, твоему