о нем как о талантливом ученом. Хотя думали, конечно. Но этим не ограничивались. Их интересовала в первую очередь святая святых любой разведки – агентура в «мозговых центрах».
Они прекрасно понимали, что Громов не рядовой «полевой игрок», а ключевое звено в агентурной сети, присосавшейся к сверхбогатому научному комплексу США и питающей его соками сильно обезлюдевшую, но все еще сильную талантами российскую науку.
Поэтому Силиконовая долина ассоциировалась для Громова не только с блеском научной мысли и эффективной организацией исследований, которыми он искренне восхищался, но и с мерзостью предательства. Ароматный воздух и вонючая блевотина, красивый закат и впивающиеся в кожу вурдалачьи лапки, упоение творчеством и удушье тоски – все вместе.
Хорошо, что вовремя удалось смыться. Мышеловка грозила захлопнуться в любой момент, как только обозленные американские «органы» окончательно лишатся терпения и надежд выявить ценные «источники», с которыми он работал. К счастью, помогла природная интуиция, да и центр проявил несвойственную ему мудрость и редкую быстроту в принятии решения.
Да, Громову хотелось вернуться в Калифорнию, хотя бы ненадолго. Но совершенно в другом качестве – в качестве талантливого изобретателя, заслужившего право жить, не озираясь на каждом шагу. Уверенного в себе и в своем будущем, способного без всяких комплексов общаться и работать с американскими коллегами. Тем более что среди них все чаще попадались хорошие знакомые, приятели, а то и друзья, по разным причинам уехавшие из России в поисках лучшей жизни, но имеющие возможность, как и он, в любой момент вернуться на родину.
Громов лучше, чем кто-либо, знал секреты американских и японских биокорпораций и умел совмещать их открытия с отечественными разработками.
А еще талант исследователя, затворнический образ жизни, сжигающие его амбиции… Все это не могло не привести к выдающемуся результату. Что, собственно, и случилось.
Оставалось сделать несколько движений, и ты у верхней планки, выше которой просто некуда, по крайней мере в обозримой перспективе.
Вернувшись на родину, он предпочел начать свое восхождение не в избалованной Москве, а в родном сибирском городе, который славился своими учеными и был далек от столичной суеты.
Вскоре ему предложили возглавить новую лабораторию в московском биохимическом институте. По всей видимости, наконец-то «упали» деньги, выделенные правительством на «технологический прорыв».
Или поспособствовал дядя Ратова – известный хирург Борис Павлович Бровин. Он был знаком с исследованиями и непростой биографией Петра, уважал его за надежность и блестящий ум.
Как бы там ни было, лед тронулся. И Громов, собрав нехитрый багаж, отправился в Москву, где в повседневной его жизни мало что изменилось.
Он сразу же купил квартиру в «брежневском доме» на Кутузовском проспекте, отремонтированную в стиле хай-тек, чему помогли «гонорары», накопившиеся за долгие годы заграничных странствий.
Бо́льшую