эн Бертран, – говорит домна Лана и берет рыцаря Бертрана за руку. – Как скучны эти северяне! Кто из этих неотесанных саксонцев растолкует мне природу любви?
И делает шаг и вскрикивает, ибо по траве, шурша, проползает змея.
Но с Матильдой-Ланой – эн Бертран, и можно не бояться, ибо он немедленно успокаивает домну Лану рассказом о природе змеи, которая также подобна природе любви.
– Смотрите, домна Лана, как устрашилась вас эта змея! – восклицает эн Бертран. – Это потому, что вы одеты добродетелью. Если бы вы были лишены добродетели и обнажены (ибо грех обнажает), то эта змея, ничуть не устрашась, набросилась бы на вас и ужалила смертоносным жалом. Так ведь и любовь – она убегает, когда человек одет холодностью, но беспощадно жалит того, кто снял одежды скрытности и стоит беззащитный в своей откровенности…
– Как утешительно то, что вы говорите, эн Бертран, – шепчет домна Лана. – Как это прекрасно…
И помолчав немного, берет его за вторую руку. И так они стоят друг против друга, держась за руки и глядя друг другу в глаза: домна Лана – печально, эн Бертран – ласково.
– Ведь вы отдадите за меня жизнь, эн Бертран? – еле слышно спрашивает домна Лана.
– Смотря кому, – отвечает эн Бертран.
И вдруг страшный шум врывается в тихий сад. Впереди, завывая от ужаса и моля о пощаде, мчится жонглер. За ним – с треском ломая кусты шиповника, ругаясь, как тамплиер, – сам граф Риго с обнаженным мечом в руке. Следом за графом поспешает конюх с кнутом.
Жонглер вопит:
– Пощады!
Конюх кричит, задыхаясь:
– Вы же только выпороть его велели, мессен Риго!
Граф Риго рычит:
– Я передумал!
Услужливо посторонившись, эн Бертран успевает подхватить домну Лану за талию, чтобы ее не сбили с ног. Вся кавалькада проносится мимо.
Домна Лана широко раскрывает глаза.
– Что это было, эн Бертран?
Эн Бертран пожимает плечами.
– Понятия не имею.
Он подает руку домне Лане и ведет ее к скамье, увитой диким виноградом. Они усаживаются, чтобы было удобнее смотреть.
Вскоре из кустов выбирается граф Риго. Дышит тяжело – освирепел и от погони раззадорился. Рыжий волос дыбом встал, точно грива у льва, лицо побагровело, страшным сделалось, глаза выкатились.
На сестру свою, домну Лану, бешено глянул, рявкнул:
– Куда он побежал?!
Домна Лана холодно плечами пожала. А эн Бертран спросил:
– Чем же этот урод так досадил вам, мессен, что и рук о него марать не побрезговали?
Тут и конюх показался. Вид имел виноватый: упустил мерзавца! Граф Риго дал конюху богатырского пинка, конюх сгинул.
Плюхнулся граф на скамью по левую руку от Матильды-Ланы (а по правую эн Бертран сидел и улыбался тихонечко). Густые свои брови нахмурил.
И повисло тяжкое молчание.
Домна Матильда-Лана камешек под башмачком покатала – со скуки. А эн Бертран спросил графа Риго, за кем