торопливо
Сметет и розы и шипы.
Мы станем вновь, чем прежде были, —
Ты – слабым лепетом ручья,
Столбом гремучим брызг и пыли
В пустом ущелье стану я.
1946
* * *
В раю холмистом, меж сиреней,
Печаль, томленье и лазурь,
Земля во власти испарений
Еще полудремотных бурь.
И я, травы не приминая,
Спешу к негромкому ручью, —
Мое крыло – волна льняная,
Я ношу легкую мою
Со вздохом ветру отдаю.
Лечу бесплотный, невесомый,
Вновь звездоокий, и скорблю, —
Зачем я здесь, зачем я дома?
Зачем я рая не люблю?
Зачем в душе одно виденье,
Один лишь сон, из года в год, —
В листве зеленой жаркий плод
Готовит тяжкое паденье – —
Под эхо гор, под грохот вод
Мое свершится пробужденье.
1946
* * *
Я вам признался, против правил,
Что молодость не снится мне,
Что я в любви порой лукавил,
Любил и жил как бы вчерне – —
Не грустно ль вам, моя забота,
От слова, сказанного зря?
Где чувств начальных позолота,
Любви высокая заря?
Без умысла иль шутки ради
Вы нежно тронули рукой
Волос седеющие пряди
Над увядающей щекой.
И от невольного движенья
(Как будто пронесли свечу)
Припавши к вашему плечу
Я тишины не замечаю,
Пусть, каждый про себя хранит, —
Вы наливаете мне чаю,
И ложечка звенит, звенит – —
* * *
Упала чашка с тонким звоном,
Хрустят осколки на полу.
(Ах, в нашем мире все с наклоном.)
Стекает жидкость по столу.
День разрушенья. Пылью серой
Все наши чувства полегли, —
Но если мерить полной мерой,
Но если на краю земли,
На самом полюсе, быть может,
В гиперборейской простоте,
Где даже верность не тревожит,
Где все не то, и мы не те,
Где музыка дугой огромной
Небесный подпирает свод, —
Могли бы мы? Хотя бы скромной,
Привычной, нежной, – круглый год,
До старости, до смерти самой,
До полной седины земли, —
Могли бы мы? Простой, упрямой, —
Как любят все, как все могли – —
Вальс
А, вальс Шопена – – Нотный лист
В слезах чернильных и чахотке – —
Высок Париж, и воздух чист, —
Повисла роза на решетке.
Печаль на Люксембургский сад
Глядит поломанной игрушкой,
И сторож развлекаться рад
Провинциальной погремушкой.
По-польски в нежной синеве
Фонтан вполголоса болтает,
Ребенок ласковый в траве
Покашливает и мечтает.
Седой старик следит за ним
С лицом неумолимой славы,
И борода его как дым
Разбитой пушками