одному легче. А если уж есть напарник, то он должен умнее действовать или, по крайней мере, не трепать лишнего и не толкать под руку.
– Знаешь такую команду – рассредоточиться! Вот и рассредоточься… – прошипел я ему. Честное слово, готов был прикладом в лоб дать. Не рассредоточить, а размазать по камням. До того надоел.
Он долго соображал, как ему такую нестандартную для одного человека команду выполнить, и я успел вовремя откатиться. Очередь выбила камни в полуметре от меня и как раз на том месте, где я только что был.
– О-ой, твою мать! – вскрикнул Львов обиженно, совсем по-детски, и затих.
Я посмотрел – что с ним, к хренам собачьим, случилось. Даже кольнуло сожаление, что зря на хорошего в общем-то парня злился – подумалось, что достала бедолагу пуля, когда свои уже рядом. Виктор зажал руками лицо.
– Ранен? – спросил я.
– Камень в лоб попал. Рикошет…
– Жить-то будешь?
– Кожу рассекло.
– Отползай, сержант, к чертовой матери, за гребень, если жить хочешь…
И тут же, не дожидаясь его ответа, я снова перекатился и отыскал в прицеле самую близкую тень. Этот боевик был уже в двадцати метрах от меня. Опасно приблизился. С такой дистанции и меня прекрасно видно. Я парой пуль попросил его не слишком торопиться. Снизу тоже стреляли качественно и, что меня спасало, выборочно. Бегущие под лунным светом фигурки нашим солдатам, к счастью, нравились больше, чем более далекие непонятные вспышки то с одного, то с другого места. И потому в меня стреляли редко.
Кончилось все через несколько минут, когда последний боевик показался вдруг сбоку от дороги.
– А-а-а… Пад-дла, – заревел он, увидев вблизи лежащего сержанта Львова, добавил еще несколько колоритных фраз и схватил свой автомат двумя руками за ствол. Очевидно, патроны у бандита кончились, а в гражданские времена он, не иначе, работал молотобойцем. Вспомнил профессию.
Я не стал спрашивать, почему все кавказцы разговаривают на своем языке, а матерятся по-русски, и не стал тем более слушать, как захрустит голова Виктора. Дал длинную очередь, отбросившую мое оружие вверх и влево. Именно в этом направлении я и разрезал бандита пулями. А сержант все продолжал лежать, закрыв голову руками.
– Подъем, курортник… – крикнул я. – Теперь включи командирский голос и зови, зови наших.
– Чего? – Он еще не понял, что остался жив, и удивился этому настолько, что даже радость вовремя проявить не успел.
– Объясни все с дистанции, а то нас перестреляют раньше, чем подойдут для разговора.
– Мужики… – заорал сержант. – Здесь свои, свои… Не стреляйте… Свои…
А глотка у него и в самом деле здоровая. Наверное, наголодался у бандитов, и сообразил, что чем сильнее кричать будет, тем быстрее попадет в лагерь и будет накормлен.
– Кто такие? – увесистым камнем взлетел к нам вопрос.
Но голос даже в пылу боя был спокойным.
– Поднимайтесь. Бандиты кончились… Мы – свои…
Фигуры