радуги или чистейшим серебром. Затем показалась рука, и из-под волос вынырнуло женское лицо, молочно-белое, с пухлыми губами. Такими губами хорошо пить березовый сок прямо из ствола, а еще – слизывать с них капельки меда. Длинные волоски бровей были украшены крошечными заколочками в форме бабочек – не менее десятка на каждой брови.
– Ох! – только и вымолвил Ганс и снова без сил повалился на траву.
Фея пощекотала ему нос длинной травинкой.
– А ну-ка, – велела она, – рассказывай мне что-нибудь интересное.
– Э-э… – замычал Ганс в некоторой тревоге. – А кто ты?
Крылья шумно развернулись. Теперь глазки смотрели еще строже. Ганс разглядел синий зрачок.
– Меня зовут Изабур, – сказала фея.
– Меня – Ганс, – представился Ганс и тотчас поспешно добавил: – А мою невесту – Дагмар.
– Как интересно, – проговорила фея, укладываясь на траву рядом с Гансом. Ее крылья, наполовину сложенные, непрерывно двигались, то открываясь пошире, то почти смыкаясь. Волосы феи рассыпались по земле. В вырезе платья, за тонкими стеклянными бусами, видна была маленькая грудь, и это сильно смущало Ганса.
– У меня была подруга по имени Дагмар, – сказала фея задумчиво.
– А что с ней стало? – испугался Ганс.
– Полюбила одного человека и улетела к нему. А ты что подумал?
– Не знаю, – пробормотал Ганс. – Я всегда пугаюсь, когда говорят: «У меня была». Вот у меня была добрая матушка – она умерла.
Фея на мгновение полностью раскрыла крылья, а потом сжала их.
– Как тебя угораздило попасть в пожар? – спросила она.
– Это был пожар? – удивился Ганс.
Фея чуть повернула голову и с любопытством посмотрела на него.
– А ты что подумал?
– Я не подумал… – Ганс покраснел. – Мне показалось, что это красиво…
– Ты чуть не сгорел, – упрекнула его Изабур.
– Ужас. – Ганс закрыл лицо руками. – Ты спасла меня!
– Да. – Изабур вытянула вперед руки, взяла в каждую горсть по пучку травы и сладко потянулась, выгнув спину.
Ганс восхищенно смотрел на нее.
– Скажи мне, Ганс, что бы ты хотел больше всего на свете? – спросила Изабур сонно.
И так как этот разговор был таким же медленным и тягучим, как его беседы с Дагмар, и мысли точно так же с одинаковой важностью плавали вокруг самых серьезных на свете вещей и вокруг самых больших пустяков, то Ганс ощутил себя, так сказать, в знакомых водах и ответил фее Изабур так, как ответил бы своей любезной Дагмар:
– Я бы хотел жить в достатке, не работая, и чтобы со мной была моя любимая, а людям от меня была бы радость; мне же от них – уважение, хотя бы маленькое.
– Это можно устроить, – сказала Изабур, поразмыслив немного над услышанным. Она подвинулась чуть ближе, и вдруг ее ослепительное лицо с диковатыми глазами и бабочками на бровях оказалось совсем близко. – Поцелуй меня, – проговорили медовые губы.
Ганс