Бледно-голубые, словно льдинки, в обрамлении пушистых белых ресниц. Посиневшие губы дрогнули, силясь что-то произнести, а я проснулась от собственного крика. С той ночи гнетущая тоска стала моей постоянной спутницей. Я боролась с ней, как могла, но становилось только хуже.
Ничего о погибшей девушке я не знала, хотя и покопалась в Интернете. О страшной находке писали все местные газеты, однако сообщения были крайне лаконичны. «В семи километрах от города, неподалеку от турбазы «Крутой Яр», обнаружен труп молодой женщины с признаками насильственной смерти». Вот, собственно, и все. Нежелание правоохранительных органов раскрывать подробности более-менее понятно. Сотворить такое мог только псих, а нервы обывателей стоило поберечь. Сообщения датировались вторым января, после этого никаких упоминаний об убийстве не было. Что тоже понятно, праздники, в такое время куда приятней читать о чудесах, чем о трупах.
В полицию никого из нас ни разу не вызвали и даже не звонили. Каждый день, приходя на работу, я первым делом заглядывала в Интернет в надежде что-то прочитать о девушке. Мне казалось, знай я ее имя, стало бы легче. А еще было бы неплохо увидеть ее фотографию и убедиться, что никакого внешнего сходства между нами нет. Разыгравшаяся фантазия, шок, я готова придумать множество объяснений…
Дни складывались в недели, недели в месяцы, а сообщений по-прежнему не было. Я подумывала разыскать следователя, с которым беседовала в тот вечер и чью фамилию смутно помнила, но не решалась. Непременно придется объяснять свой интерес, чтобы он не счел его праздным любопытством, хотя какое, в сущности, имеет значение, что он обо мне подумает?
К следователю я так и не пошла, зато, встретившись как-то с Арсением, спросила:
– Ты что-нибудь знаешь о той девушке?
Мы сидели в кафе, он рассказывал мне о своем новом приобретении: спортивном мотоцикле, – и мой вопрос вызвал недоумение.
– Что я могу знать?
– Ну… у тебя ведь знакомые в следствии… ты мог бы поинтересоваться.
– Янка, завязывай. Все наши, конечно, делают вид, что ничего не происходит, но ты… по-моему, ты слишком… как бы это сказать… ты зациклилась на этом убийстве.
– Убийцу нашли?
– Нет, – поморщился он. – Разумеется, я навел справки, и мне эта история покоя не дает. Но… я понимаю, что не могу ничего исправить… так зачем же…
– Но они хотя бы знают, кто она такая?
– У нее редкое имя: Виола. Фамилию не помню. Она из какого-то районного городка. Кажется, некоторое время жила за границей, потом вернулась сюда. Из родственников только мать, та утверждает, что в последние годы с дочерью практически не общалась и очень мало знает о ее жизни. И уж тем более ничего не знает о том, были ли у нее враги и кто мог сотворить с ней такое.
– А фотография? В полиции наверняка есть фотография?
– Ты меня пугаешь, – нахмурился он. – Боюсь, все даже хуже… зачем тебе ее фотография?
Я могла бы ответить, и Арсений перестал бы считать меня слегка свихнувшейся или, наоборот, уверился бы в том, что я спятила. Но