туда свою куртку. Вещи, в шкафу, набиты так плотно, что ему приходится раздвигать их двумя ладонями, держа петельку куртки в зубах, дабы втиснуть её в узкое пространство, где совсем нет места.
Все вещи висят на плечиках, но ему они не понадобятся, потому что куртку просто не сможет выпасть из-за того, как её сожмет со всех сторон.
– Аня, ты ничего не хочешь мне рассказать?
Героиня сидит напротив своей матери, и нарезает лук тонкими, почти идеальными, полукольцами.
Её волосы заправлены за уши, что делает худенькое лицо беззащитным, а ключицы, выглядывающие в круглый вырез свитера, кажутся такими хрупкими, что грозят вот-вот переломиться. Пара неаккуратных движений и эти тоненькие косточки переломятся.
Нож в её руках недостаточно острый, поэтому она сначала протыкает луковицу его кончиком, а потом ставит лезвие в получившийся надрез и давит на лезвие.
За её спиной вход в кухню, и небольшой прилегающий коридорчик с одной открытой дверью. Я более, чем уверен, что это ванная и санузел. Дверь открыта в туалет, чтобы кошки могли туда более беспрепятственно попадать туда по своим важным кошачьим делам.
– О чем ты, мам? – Она слегка наклоняет голову вперед и поворачивает её, так, что лицо находится практически параллельно столешнице, на которой лежит старенькая, но чистая скатерть. Кое-где рисунок подтерся, и есть прожжённые, сигаретными бычками, дырки.
– А ты догадайся. – Мать все ещё стоит спиной к Ане, но нетерпеливо моет посуду. Вся её нервозность передается через то, как она отряхивает руки или моет тарелки без применения губки, просто подставляя их под горячую воду, протирая ладонью и подставляя под струю горячей воды, сбивающей с них остатки еды.
Анна сидит, уставившись взглядом в разделочную доску, и крошит лук ножом. Создается ощущение, словно она пытается е просто его нарезать, а измельчить, как после миксера.
В её рту перекатывается жвачка, и поэтому слезы, при нарезке овоща не текут. Это известный прием, чтобы не щипало глаза. Жевать что или же перекатывать во рту конфетку.
Я не знаю, как это работает, но это действительно работает.
– Анна. – Женщина оборачивается назад, опираясь спиной о кухонную столешницу. Она вытирает руки бело-голубым полотенцем, на ткани которого заметны желтоватых пятнах жира, которые вьелись так глубоко, что их не берет ни один отбеливатель.
Девушка смешно морщит лицо и прикрывает глаза, пытаясь не смотреть на мать, окидывающую её осуждающим взглядом.
– Как ты догадалась? – Аня все ещё сидит с закрытыми глазами, будто бы боясь поднять веки и увидеть перед собой чудовище или злость, на лице своей родительницы, но нам видно, что нет ни того, ни другого.
Женщина, в ответ на реплику дочери лишь тяжело вздыхает. В этот время я рассматриваю е фиолетовый фартук, сделанный из хлопка. Он с красной атласной каемкой и аляповатыми цветами, которых не может существовать в природе. Они похожи на ромашки, но с красными серединами, лепестки расположены в два ряда.
– Пускай