сказала правду. Внешне «учительский» дом выглядел вполне пристойно как молодящаяся старуха с толстым слоем макияжа на морщинистом лице. Снаружи она юна и прекрасна, а внутри – иссушённое временем тело, дряхлое и умирающее.
С любым домом можно сжиться. Даже если это старый скрипучий старик с гнилыми полами, огромными щелями в оконных рамах и мышиной колонией в стенах. Требуется лишь немного терпения, тишины и чувства погружённости в окружающее пространство. В шесть лет я по неопытности считал, что любой человек способен сесть, начать равномерно дышать и через пару минут слиться с миром в единое целое. Казалось, каждый увидит в этот миг носящихся за обоями серых грызунов, услышит их писк, почувствует запах. Старые стены дохнут на него гниющей древесиной, диван подарит запах давно ушедшего, но оставившего неизгладимый след, человека. После этого ты либо любишь дом до конца жизни, либо ненавидишь всем сердцем.
Наше знакомство случилось на второй день моего пребывания в доме. Дед отправился по делам, вручив мне новенькие карандаши и альбом с белоснежными листами. Отчего-то большинство взрослых считает, что занять и успокоить ребёнка можно двумя способами – включить мультик или дать в руки карандаш с листком бумаги. Будто бы дети просто с ума сходят от возможности нацарапать на любой поверхности непонятную загогулину.
Рисование вызывало у меня стойкое отвращение. Не сам процесс, его я как раз мог бы полюбить, а не соответствие желаемого и конечного результатов. Хорошо помню висевший в нашем доме календарь с бегущими в морских волнах лошадьми, которые мне безумно нравились. Как-то раз в детском саду меня попросили нарисовать любое животное. Конечно же я выбрал лошадь и с усердием начал изображать на листе длинную гриву, поднятую вверх морду с раздутыми ноздрями, тонкие изящные ноги. Каково же было моё разочарование, когда вместо прекрасной лошади я увидел в своём альбоме неровные овалы, кривые линии и торчащий метёлкой хвост.
– Молодец, – сказала воспитательница, – очень красивая у тебя получилась коровка.
Я заревел в голос.
Не нужно говорить, что уроки рисования в школе я люто ненавидел. Дед белел от удивления, методично лупя меня дневником по щекам.
– Двойка по рисованию, – повторял он при каждом ударе, – что ты мог нарисовать, чтобы получить двойку?
Проблема была в том, что я не рисовал ничего.
– Хотя бы пару линий, – уговаривала учительница, – пару линий и я поставлю тебе тройку. Нарисуй хоть что-нибудь!
В своём решении не марать бумагу я оставался непреклонен. От позорной «пары» меня спасла семья. Точнее задание нарисовать именно её. Кроме деда и улетевшей за океан Тани у меня никого не было, но я вполне мог бы изобразить среднестатистическую семью с родителями и двумя улыбающимися детишками между ними. В руки они получили бы разноцветные воздушные шарики, а у ног мог бы свернуться клубком толстый полосатый кот. Картинка стояла передо мной как живая, и проблем в сюжете не было никаких. Только я не мог сделать так, чтобы члены семьи на моём рисунке получились как живые люди, а не как куклы из второсортного фильма ужасов. Насчёт