сын, Тордис даже несколько раз навещала родной дом и в голове у нее малость посветлело. К Тордис ходили многие, но все же Торбранду было не по себе, как будто он собирался совершить что-то постыдное. Ему случалось видеть безумных, и вид их вызывал в его душе щемящее чувство, смесь страха и жалости, бесполезной и потому унижающей жалости к тому, кому ничем не можешь помочь. И где-то в глубине прячется страх: так и кажется, что жадный дух колдуньи сейчас сожрет тебя, потому что ему нужно очень много сил для его странной непостижимой жизни.
Торбранд медленно ехал по лесной тропинке, скользя взглядом по стене елей с правой стороны. Говорят, что избушка Тордис показывается неожиданно, будто сторожила путника в засаде. Торбранд не знал точного места и настороженно ждал, когда избушка появится. Он даже не заметил, что под одной из толстых елей стоит женщина. Она плотно прижималась к стволу, и ее буроватое простое платье, ее длинные прямые волосы были почти того же цвета, что и еловая кора. Она пошевелилась; Торбранд вздрогнул, вдруг заметив ее, и ему на миг померещилось, что она просто вышла из ствола дерева. На него смотрело невыразительное, по-звериному настороженное, бледное лицо самого леса.
– Кто ты? – хрипло от неожиданности выкрикнул Торбранд, сдерживая коня.
И тут же понял. Никого другого тут и не могло быть.
– Ты – Торбранд конунг? – спросила в ответ женщина.
Она оторвалась от ели, как расхрабрившийся ребенок от матери, и шагнула на тропинку. Между застежками платья на ее груди висело не меньше десятка серебряных цепочек разного размера и вида; они покачивались, позвякивали, как кольчуга, и удивительным казалось, что женщина выдерживает такую тяжесть.
– Ты – Тордис дочь Хравна? – спросил Торбранд. – Я искал тебя.
– Я знала. Я слышала, что ко мне едет важный гость. Твой конь так громко стучит копытами. Мы слышали. – Она погладила ладонью ближайшую ель.
Тордис оказалась не столь похожа на колдунью, как представлялось Торбранду по рассказам, и он вглядывался в лицо собеседницы, будто пытаясь найти что-то утаенное от него. Тордис дочь Хравна была худощава и даже худа, ее бледное лицо, казалось, не имело возраста, как случается у незамужних женщин, когда минует пора юности. Она, помнится, старше Эрнольва, ей должно быть лет тридцать-тридцать два. Серые глаза смотрели настороженно, тонкие брови подрагивали, как будто она силится что-то сообразить.
– Я не хотел тебя потревожить! – сказал Торбранд. – Я хотел попросить: не поможешь ли ты разгадать мои сны?
Тордис подошла совсем близко и положила ладонь на морду коня, посмотрела сначала на него и лишь потом подняла глаза к всаднику.
– Я не разгадываю снов. – Она покачала головой, снизу вверх глядя в лицо Торбранду. – Сон – это маленькая смерть, уход отсюда… Я могу следить только тропы живых.
– Кто-то на Квиттинге думает обо мне, – решился сказать Торбранд. Во сне ему смутно мерещилось присутствие кого-то живого… или бывшего живого. – Ты