сегодня?
– Давай ты за пулемет, а я с пушкой стану управляться.
Снова Мишка додумался, а не он, человек двадцать первого века. Туго, туго у него с соображаловкой.
Ну, с пулеметом – так с пулеметом.
Из-за угла выбежали фрицы. Человек двенадцать. Виктор нажал на гашетку. Пыльные фонтанчики весело взметнулись вверх. Упали пятеро, остальные бросились к укрытию – невесть что забывшей на этой узенькой улочке «эмке» с выбитыми стеклами.
Хреново. Совсем хреново. Если он будет вести настолько «прицельный» огонь – патроны скоро кончатся, а потом их можно будет брать чуть ли не голыми руками.
Правда, патроны все равно кончатся рано или поздно, только вот останется чувство того, что сделали они слишком мало.
Короткая передышка. Вся улица Островского – интересно, как она до этого назвалась? – усыпана трупами в серо-зеленых мундирах.
– Они похожи на ящериц, – тупо сообщил Виктор.
– Кто? – не понял Миша.
– Трупы. Они как большие дохлые ящерицы.
Он кивнул.
– Действительно, похоже. А знаешь, я в детстве ящериц ловил.
– И я…
А кто ж из них не ловил в детстве ящериц? В этом они похожи – пацаны из двадцатого века, и ничего, что между детством одного и другого срок в шестьдесят с лишним лет.
– Вась, ты… прости, если что не так.
Виктор молча кивнул. Все – так.
– И ты прости.
– Мне… Знаешь, мне надо написать письмо жене.
– Письмо?!
Вот уж трудно было бы придумать что-нибудь более нелепое и несвоевременное, чем сейчас писать письмо. Отправлять-то его как?
Михаил посмотрел виновато.
– Вась, я понимаю, нам отсюда живым не выбраться. Но… вдруг письмо до нее дойдет? Пускай не сейчас, пускай после войны…
Он верит, что война кончится через несколько дней, ну, пускай, недель. Виктор знает, что это не так. Что впереди еще почти четыре долгих года, и не то что письмо погибшего танкиста – правительственные награды не всегда находят своих адресатов. Но не говорить же об этом человеку за пару часов (и это в лучшем случае!) до гибели.
– Васька, ты мне такой друг… Ты – больше чем друг, ты как брат мне!
В каком-нибудь новомодном кино про войну (в придачу снятом почему-то китайцами) два танкиста-побратима обязательно обняли бы друг друга и облобызались. Они же только пожали друг другу руки. Крепко, до хруста.
«Если я погибну, а ты выживешь…» Эта фраза тоже не была произнесена. Такое говорят только в сопливых сериалах, чтобы впечатлительные дамочки рыдали и сморкались в большие носовые платки. Настоящие мужики друг другу таких вещей не говорят. Да и нахрена? Ежу ведь понятно, что живыми отсюда им не уйти. И что главное – утащить с собой на тот свет побольше ползучей серо-зеленой мрази.
А вот письма любимым женам, как выяснилось, настоящие мужики все-таки пишут. Быстро, на коленке, неразборчивым почерком.
Письмо получилось коротким – времени на длинное им попросту не дали.
Пушки