душе сделалось веселее.
– Тогда почему мы решили, что это – он?
– Потому что я назвал его по имени, и он удивился, что я его знаю.
– А если б ты назвал его Александром Македонским и он удивился, что его знаешь, тогда как?..
– Ты хочешь сказать?..
– Я хочу сказать, – Тонечка отхлебнула ухи и зажмурилась, так было вкусно и горячо, – что мы с тобой застали в доме твоего друга какого-то подозрительного типа с ножом. И тут же решили, что он есть потерянный в младенчестве племянник, а оказалось, что он заурядный жулик!.. Может, он видел, как хозяина забрали, и решил вечером навестить пустой дом. Поживиться не удалось, мы ему помешали, так он хоть карточку у тебя стянул!
– Ну, давай по первой, пока холодная!
Герман разлил водку, полюбовался на сразу запотевшую стопку, плотоядно осклабился, коротко вздохнул и махнул одним глотком.
– Алкоголик, – пробормотала Тонечка, тоже махнула и следом отправила в рот ложку ухи. – А утром-то что было! Я больше никогда! Я ни за что! Я в рот не возьму!..
– Приятного аппетита, шери.
Она вытаращила глаза и вскрикнула:
– Колбаса! При чём тогда колбаса?!
– Колбаса ни при чём, – согласился Герман немного удивлённо. Он всё не мог никак привыкнуть к её перескакиваниям с мысли на мысль, с эмоции на эмоцию. – Мы заказали уху, форшмак, водки и пирожное с кремом. Колбасу не заказывали.
– Парень наверху в спальне ел колбасу, это совершенно точно! На туалетном столике валялись шкурки и крошки, и от ножа пахло!.. И почему он в спальне устроился?
– О чём нам это говорит?
– О том, что это какой-то странный жулик! Он забрался в дом и первым делом решил закусить хозяйской колбасой, что ли?.. И поспать в теплой постели?!
– Где нам теперь его искать, – задумчиво проговорил Герман. – Вряд ли он в дом вернётся…
– Зачем его искать?
– А если он на самом деле племянник Кондрата?
– Кондрата освободят, и он его сам найдёт.
Герман ничего не ответил, и она поняла, что это всё продолжение повести «Военная тайна». С племянником что-то связано, и муж знает, что именно, а она нет.
И правду он не скажет.
Тонечка доела уху, намазала на тонкую ржаную греночку форшмак, деловито отряхнула крошки с халата, потянула с пола рюкзак и вынула фотоальбом.
– Посмотрим?
Герман взглянул на альбом и скривился.
– Я не люблю фотографии чужих людей под пальмами и на фоне пирамид и новогодних ёлок.
– Ну, ты слишком придирчив, Александр Наумович. Нам же нужно узнать, как твой Кондрат жил и как жена его жила… Тем более, ты говорил, что он её бьёт, а она побои в сеть собирается выложить.
– Я так не говорил!.. Это жена так кричала, когда ночью приехала!.. А он её пальцем ни разу не тронул!
– Это он так сказал?..
– И он сказал, и я говорю! Кондрат женщин не бьёт. Никто из нас женщин не бьёт!
– Из кого – из вас? – осведомилась Тонечка, открывая первую страницу.
Альбом начинался с фотографии ослепительной красавицы в алом открытом платье и Кондрата Ермолаева,