Ну хорошо, я ошибался во всем. Я глупец. Выведи меня к опушке леса или к хижине крестьянина. Пошли умирающего оленя, или еще лучше – лук со стрелами, чтобы я сам подстрелил какого-нибудь зверя».
Но Бог, Всемогущий Отец Мира, казалось, его не слышал, или, если и слышал, еще не был готов простить свое заблудшее дитя. Морган проглотил проклятия. Если ему требовалось Божье прощение, то такой момент наступил. Мысль о том, каким будет настоящий голод, ужасала Моргана. Воду ему даст утренняя роса, но скоро придет осень, а потом зима…
«Зима! – Он сам себя удивил. Морган уже начал думать о том, что не выберется из Альдхорта до начала зимы. – Но мне столько не прожить».
Наконец, во второй половине седьмого или восьмого дня, что-то изменилось, но не о таких переменах мечтал Морган. Небо сильно потемнело, деревья стали раскачиваться, в особенности верхние ветки, и Морган понял, что начинается летняя буря.
Плащ мог хоть как-то защитить его от дождя, и он не сомневался, что, если промокнет, вода и холод станут для него смертным приговором, поэтому принялся искать место, чтобы спрятаться от непогоды, но не рядом с деревом, ведь даже глупцы знают, что они притягивают молнию – особенно дубы, ветви которых имеют форму молнии. По мере того как вокруг темнело и ветер набирал силу, Морган почти забыл о голоде, таким сильным был его страх перед бурей.
Солнце находилось высоко в небе, но оно полностью скрылось за тучами, и в лесу стало темно, как вечером, а деревья, точно безумные, раскачивались на ветру. Упали первые капли дождя, словно кто-то принялся швырять в Моргана камни, и, хотя даже после стольких дней блуждания по лесу Морган был уверен, что месяц тьягар еще не закончился, стало холодно, как зимой.
Морган пошел вверх по склону, пытаясь найти сухое место, где он мог бы переждать бурю. Дождь уже в нескольких местах промочил его шерстяной плащ, и он стал тяжелее, чем кольчуга. По мере того как земля в лесу превращалась в грязь, его сапоги начали в ней застревать, словно злые дети бежали за ним и хватали за ноги. Один раз он даже потерял сапог, и ему пришлось сесть на землю и двумя руками вытаскивать его из липкой ловушки. Между тем небо становилось все темнее, а вой ветра более пронзительным.
Наконец Морган добрался до ясеневой рощи на скалистом склоне, где древние часовые охраняли известняковое обнажение пород, величиной с церковь. Крошечная гора под углом отходила от заросшего лесом склона, Моргану удалось отыскать расселину, в которой с трудом поместился, и он спрятался от дождя, хотя места было совсем мало, чтобы разжечь костер, к тому же хворост на земле быстро пропитывался водой. Морган сбросил кольчугу в сторону, затем снял плащ и сел на него. Поджав колени к груди, он смотрел, как водяной поток мчится по склону. Он так и сидел, дрожа, погрузившись в мрачные мысли, пока не наступила полная темнота, и он уже ничего не мог разглядеть дальше своих ног.
Ночью буря усилилась, стволы ясеней трещали, хлопали ветви. Ветер заносил брызги внутрь, и Моргану пришлось еще дальше забиться в расселину, чтобы не промокнуть. «Интересно, –