к Николке всем выводком, останавливаясь в одном метре от его лежки и, вытягивая шейки, пытаясь рассмотреть необычного соседа. В такие моменты Николка не выдерживал – ему становилось смешно, и он каждый раз начинал смеяться, а перепелки отбегали на более безопасное расстояние.
Вот и сегодня, собрав лукошко колосовиков и подберезовиков, он осторожно занял свою позицию, приготовившись к встрече с пернатыми друзьями. Через несколько минут появился выводок подросших перепелок, в котором их мать можно было узнать только по месту ее расположения – впереди стайки. Птицы живым ручейком приближались к Николке, но вдруг вспорхнули и, перелетев на другой конец полянки, скрылись в лесу. Николка не сразу понял, что произошло, но затем услышал грохот со стороны проселочной дороги. Пробравшись к месту шума, он увидел отъезжающую в направлении овощехранилища грузовую машину, а на месте ее остановки груду развалившейся мебели. Подойдя ближе, он, к своему удивлению и радости, обнаружил, что из поломанного шкафа вывалилось много красивой мужской одежды. Такую Николка видел только в фильмах, которые смотрел в деревенском клубе. Не мешкая ни секунды, он стянул с себя узкие подростковые брюки и залатанную рубаху и стал облачаться.
Баба Фрося работала в огородике, с тревогой прислушиваясь к слабо доносившейся артиллерийской канонаде. Фронт неумолимо приближался к городу. Жители Волковой деревни, собравшиеся к отъезду, пытались продать то, что не могли взять с собой, за бесценок, чаще всего за любые продукты, но остающиеся в деревне не покупали, так как и сами готовились к скорому отъезду. Однако пустующих домов в деревне не было, так как в освобождаемом жилье всегда ночевали военнослужащие, находящиеся на марше перед отправкой на фронт. Деревенскую школу переоборудовали под госпиталь, который уже начал принимать первых тяжелораненых. Ефросинья Александровна, с трудом разогнув поясницу, стала высматривать Николку, который с утра пошел собирать грибы в ближайшем леске. Обычно к обеду внук возвращался, поэтому старая женщина, обеспокоенная его задержкой, отложив дела в огороде, пошла ему навстречу. Пройдя пятьсот метров, она увидела какого-то молодого человека, который на дороге к колхозному овощехранилищу ковырялся в груде сваленной мебели. Она хотела обойти незнакомца, но, приглядевшись, узнала в нем своего Николку.
– Ты ли это? – удивилась старушка разительной перемене в облике внука.
В новой одежде ее внук выглядел как совершенно нормальный молодой человек.
– Николка жених, – осматривая себя в остатки венецианского зеркала Христофорова, неожиданно произнес он.
Баба Фрося удивилась: внук впервые проговорил то, чего, по его душевному заболеванию, ждать не приходилось.
– Так, может, теперь и невесту подыщем? – поинтересовалась с надеждой на просветление разума внука бабушка.
– Фроська, тебе зачем невеста? Ты же бабка! – ответил Николка, в очередной раз разочаровав Ефросинью Александровну.
– Ладно, снимай все это, пока никто не видел. – Баба Фрося даже в уме не держала,