нету свечек, деда! Отец Кирилл сколько раз уже говорил, что Бога гневит – веревочки в стаканчиках жжет, – сказал Данька и тут же словил подзатыльник.
– Будешь еще деда перебивать, щегол!?
Данька притих, потирая макушку, – дед руку имел твердую, а силы в ней со времен молодости если и убавилось, то совсем чуть-чуть.
– Палыч сам лично следил, чтоб они не халявили, – продолжил рассказ дед. – Да и то сказать, немец – он не чета русаку. У них ежели положено – так исполняй и не пищи! Вот так, почитай, бомбарь вторую жизнь обрел. Потом тут все заводские шишки корпоративы справляли. А что – экзотика! В отсеке, где сейчас всякое тряпье лежит, на первом-то уровне, раньше зал для гулянок был. Там и экран плазменный здоровенный стоял – он теперь у Пива в «Тавэрне» – и техники всякой-другой полно. А еще помнишь, небольшой такой отсек, где сейчас библиотека? Там директор оборудовал себе квартирку по первому разряду. Говорили, неделями в ней жил – может, с женой поссорившись, а может, еще по какой причине. Все книги, диски с музыкой, фильмы, которые в Убежище есть, – все оттуда. Хоть какое-то развлечение. Эх, времена!.. Ты еще тогда совсем малой был. Сдам тебя, бывало, матушке Галине – а сам к Пиву. Народ под вечер наберется, рассядемся перед этой плазмой всем колхозом – смотрим… По одному диску в недельку просматривали, и каждый такой просмотр праздником был. Как в старые времена, еще дед мой мне рассказывал, к ним в деревню кинопередвижка аккурат по воскресеньям приезжала, и вся деревня в клубе собиралась. Вот и мы так же.
– А что это такое – кинопередвижка, а, дедуль? – опять не выдержал Данька.
Любопытно же. Дед иногда говорил какие-то словечки из прошлой жизни, значение которых маленький Данька не понимал, а дед редко снисходил до объяснений. Вот и сейчас он вопрос проигнорировал, продолжая рассказ:
– Реконструировать бомбарь закончили в две тыщи девятом, забили под завязку новьем, а спустя три года – рвануло. По всей стране, по всей планете заразу разнесли… Эх… Просрали… Все просрали… – дед махнул рукой и умолк, вперившись куда-то в пространство.
– Деда, ну а дальше, дальше? – Данька потормошил деда за рукав старого комка. – А чего было-то, когда рвануло?
Но дед не отвечал. Смотрел куда-то в стену отсека, и, как всегда, когда думал о чем-то неприятном, гримаса боли кривила лицо. Впрочем, Данька, не раз уже слушавший этот рассказ, и сам знал, что было дальше.
Дальше было так.
В тот день Олег и Света – родители Даньки – были проездом через Сердобск. Ехали из отпуска и решили заехать в родной город, погостить у родителей. А на вокзале их встречал дед Миха, отец Олега. Только с поезда сошли – и началось…
Когда завыл заводской гудок, сначала никто ничего не понял. Молчал он, почитай, с того времени, как Союз развалили. Как в девяносто первом перестал народ на смену созывать, так и не включали его ни разу в течение двадцати одного года. И молчать бы ему и дальше, однако