задумался:
– М-да, с этим материалом я никогда прежде не работал. Нужно будет ее развести, чтобы создать эффект старения. Возможно, понадобится ржавчина. Окись… Растертые в порошок железные опилки… – забормотал он себе под нос.
– Жаль, что не кровью Бернгардта.
– В свежей человечьей крови недостатка нет – головы-то рубят чуть ли не каждый день. Наймем какого-нибудь огольца, пусть посидит с ведром под эшафотом. Но действовать придется оперативно, иначе кровь свернется. Ключевым элементом будет холст.
– Да, я так и думал.
– Ты же понимаешь, – сурово изрек Дюрер, – что это будет не простая плащаница?
– Да, Нарс. Ты уже говорил. Это будет шедевр.
– Я не об этом. Нужно придумать легенду о том, откуда она взялась и как она оказалась у тебя.
– Это называется «провенанс».
– Спасибо, Дисмас, я в курсе.
– Шамберийская плащаница, на которой помешался Альбрехт, впервые упоминается в пятидесятые годы четырнадцатого века. Значит, наша теоретически должна появиться раньше. А ты умеешь подделывать документы?
– Ну ты спросил, – обиженно протянул Дюрер.
– Тоже мне, невинное созданье! Значит, я придумываю легенду, а ты стряпаешь соответствующую документацию.
– Похоже, мне придется все делать самому.
Дисмас ошалел от такой наглости:
– Сначала невинная крошка, теперь – мученик? Кто из нас двоих рискует больше? Давай так: я рисую плащаницу и сопроводительные бумажки, а ты едешь в Майнц и кладешь башку на плаху.
Дюрер фыркнул:
– Если уж Альбрехт готов выставлять напоказ лодку святого Петра, то к первоклассно исполненной плащанице у него навряд ли будут вопросы. Поэтому ты ничем не рискуешь, а вот мне предстоит огромный труд.
– Пятьдесят на пятьдесят.
– Семьдесят на тридцать.
– Тогда отбой. Я намерен продать душу дьяволу за достойную цену.
– Хорошо, – трагически простонал Нарс. – Ладно. Договорились. Мы все равно выкатим такой ценник, что Альбрехту придется взять еще одну ссуду у Фуггера. Предлагаю за это выпить. – Он наполнил кружки. – Говори тост.
– В первую очередь неплохо бы выпить за то, чтобы Господь простил нас, грешных.
– Честно говоря, это довольно упаднический тост.
– А как, по-твоему, Господь отнесется к нашей затее? Мы замышляем святотатство и жульничество.
– Пути Господни неисповедимы. А вдруг это часть Его замысла?
Дисмас вытаращил глаза:
– Надуть архиепископа, всучив ему фальшивый саван Христа? Часть замысла Господнего?
– А что такого? Альбрехт и сам дерьмо, и архиепископ из него дерьмовый. Одна только эта лодка его чего сто́ит! По-моему, вполне очевидно, что мы совершаем богоугодное дело.
– Ага, у меня вот-вот крылья прорежутся. Не пори ерунды, Нарс. Мы делаем это из самых низменных побуждений. Ради денег.
– Ну и что? Если тебя так мучает