иногда и лице.
Хорошо, что он не одел очки. Припарковав машину на стоянке, предусмотрительно спрятал их в футляр. Терпеть невозможно, когда после утреннего холодка они запотевали.
Подниматься в офис приходилось вслепую. Выглядел он при этом действительно по-дурацки. Выставив в сторону правую руку, стремясь нащупать перилла, он ступал ногой на первую ступень, неуверенно пробуя ее на устойчивость, словно ему предстояла переправа через покрытое льдом озеро. Он снова вспомнил бескрайнее море смертоносной серой плитки, и его чуть не стошнило.
Отдышавшись, тщательно умывшись, Владислав Геннадьевич посмотрел на изгвазданные в крови и грязи ботинки. Зарычав, он остервенело рвал бумажные полотенца из дозатора. И только когда влажные розовые обрывки легли в корзину, полегчало.
В очередной раз брезгливо поправив узел галстука, он вернулся в кабинет.
Олег торчал у окна.
– Это он оттуда сиганул?
Владислав Геннадьевич достал из портфеля очки и посмотрел через дорогу. Одно из окон соседней многоэтажки и впрямь было распахнуто. Ослепленный утренним солнцем, он не заметил его снизу.
– Интересно, он был застрахован? Если да, то кто-то влетел на немаленькую сумму – продолжал дурную тему Олег.
Владислав Геннадьевич с любопытством разглядывал с верхотуры восьмого этажа место происшествия.
Внизу курил появившийся со значительным опоздпнием участковый.
– Ты понимаешь, почему ты сидишь там, где сидишь?
– На подоконнике? – недоуменно улыбнулся Олег, почесав кудрявую шевелюру.
– В экзистенциальном смысле. Олежек, дорогой, поднапрягись!
– Я подумаю над этим, – сделав вид, что не заметил издевки, сунув руки в карманы брюк, он деловито прошелся по кабинету и вернулся за монитор.
Можно было сказать, что-то язвительное в ответ, да вот беда, Владислав Геннадьевич обладал таким свойством, что вступая с ним в полемику, Олег всякий раз терял способность стройно изъясняться и конструктивно мыслить. В голову ничего не приходило, оставалось слушать надоедливые наставления, преподносящиеся как истина в последней инстанции.
– Вот подумай, на минутку, парень этот, что пять минут назад на глазах моих кончился, он хотел умереть? – Владислава Геннадьевича было не остановить.
– Вы так считаете?
– А ты хочешь умереть?
– Вы когда так говорите, мне и впрямь сдохнуть хочется. Может вам выходной взять? Стресс все-таки…
– Благодарю за заботу, но я как-нибудь сам. А ты пока подумай как следует, кем он был? Кто его родные? Была ли у него семья, или старая полуслепая мать, о которой некому, кроме него позаботиться?
– Но его же никто не заставлял прыгать? То есть, я не уточняю. Однако раз вы так считаете, будем от этого отталкиваться.
– А мы этого не знаем. Но ты очень точно сказал: «Отталкиваться». Вот он от подоконника и оттолкнулся.
– Пускай. Значит обстоятельства сложились не в его пользу.
– Как