Малехов вскинул взгляд. – Синтезируем, раздадим «хлеб». Ну, хорошо, протянем еще две-три недели! А потом начнем убивать слабейших? Или ждать, как стервятники, пока кто-то умрет, чтобы запихнуть его тело в синтезатор? И опять жить?
– Ты угомонись! Хонди для нас – чужие. А синтезатору действительно без разницы, на какой биомассе работать! Сегодня прибегнем к крайней мере! Один раз! За пару недель Метелин вырастит нерв, подготовит имплантацию. – Егор с силой сжал плечо Малехова, наклонился, шепнул ему на ухо: – Когда вулканический пепел уничтожил урожай, наши родители получали биомассу от хонди. Это было еще до набега мутантов, уничтоживших их поселения. Что в этой массе – без понятия, я маленький был, но синтезатор работал на ней безотказно. Мы выживем. Все. Больше никто не умрет, по крайней мере, от голода!
– Егор, ты бредишь? Нам на поверхность-то не выбраться, а ты говоришь о торговле с хонди! Где ты найдешь хоть одно их поселение?!
– Мне имплантируют нерв! – яростно повторил Бестужев. – В затопленной части бункера остались три планетарные машины. Мы с Родькой до них доберемся!
– Под водой?
– Да! – резко ответил Егор. – Это уже не твоя забота! – добавил он. – Если не вернемся, тогда уж поступай, как хочешь!
Роман Степанович молчал. Казалось, он постарел лет на десять за пару минут разговора.
Колониальное убежище. Сектор биолабораторий. Две недели спустя…
– Как прошло? – Бестужев открыл глаза.
Метелин и Шульгин бросили дела, обернулись.
– Он пришел в сознание, – шепоток Егору не понравился.
Он попытался привстать, почувствовал, что зафиксирован ремнями, рванулся, но без толку.
Запахи.
Они обрели объем и форму! Взгляд обежал знакомое помещение. Нет, зрение тут ни при чем!
Скулы моментально свело. Удушливый, острый, режущий обоняние запах человеческого тела нес яркий букет выделяемых с потом веществ.
Страх.
Возбуждение.
Неприязнь.
Надежда.
Запахи концентрировались двумя облаками, движение воздуха, создаваемое системой вентиляции, вытягивало их шлейфами.
С закрытыми глазами, без участия зрения, Егор мог с точностью определить, где именно сейчас находятся люди, почувствовать всплеск эмоционального напряжения, вызванный его фразой.
Сложнейшие процессы протекали в нервной системе Бестужева. Имплантированный хондийский нерв, кибернетический расширитель сознания, метаболический корректор, нейросетевой адаптер, распознающий мысленные образы, и, наконец, обонятельные рецепторы сейчас, в эти секунды, стремительно налаживали взаимодействие, образовывали новые связи, мозг обрабатывал данные на уровне подсознания, объединял разрозненные элементы в рамках новой, несвойственной для человека сенсорики восприятия.
Обмен данными протекал стремительно и не поддавался осмысленному контролю. В сознание Егора поступали лишь конечные результаты. На миг промелькнула мысль: я ощущаю и идентифицирую мгновенные метаболические реакции, вернее, их