разве что его свита мне не по вкусу. Нет, против греков я ничего не скажу: ну обычные южане. Хвастливые, задиристые, импульсивные – все как и полагается у южан. Но к этому легко привыкаешь. Да и гонора южного у греков значительно поубавилось после первого же занятия «русской гимнастикой». Так окрестил наши ежедневные тренировки Ренненкампф. Ну пусть так и будет, жалко, что ли?!
Но в свите Георга пятеро поляков. Ума не приложу: каким ветром этих панов надуло в Грецию? Не должно их тут быть. Но факты – упрямая вещь: вот они – собственными персонами, ясновельможные до тошноты!
Гонору у той пятерки – как у всей Греции. Даже больше. А уж нахальства да наглости – как и у всего Балканского полуострова. Вот он, один из этой пятерки: пан Войцеховский. Собственной персоной пожаловали. Так-с: судя по помятой физиономии – пан вечерял с французскими шлюхами, запивая удовольствие французским же коньячком-с. Причем и то и другое было дешевеньким. Ну а откуда этим нищебродам взять денег на что-то поприличнее?
– Ваше императорское ясновельможство! Пшепрашем, но я вынужден обратиться к вам с нижайшей просьбой.
– Ну-с, и какого рожна вам надобно, любезный?
– Дело чести. Вы поймете меня как мужчина мужчину…
Понятно… Опять кто-то из этой шантрапы проигрался в пух или не может заплатить проститутке. Положим, здесь их принято называть куртизанками, но от названия суть не меняется…
– И почем же сейчас польская честь? – Как же вы меня, выражаясь языком ХХ столетия, достали, паны драные!
– Ваше Высочество! – Ишь ты, обиделся! – Честь польского дворянина не имеет цены! Но вот наш Анжей… – Боже ж ты мой! Как меня раздражают все эти Кшипшицюльские![48] – Он… он познакомил меня вчера с очаровательной, совершенно очаровательной особой. Возможно, вы, ваше ясновельможство, помните… в театре…
А? Да, вроде помню. Такая вот миленькая девица, очень даже во вкусе конца ХIХ столетия. Пела еще очень ничего себе…
– Ну-с, и что же?
– Она запросила за свидание тысячу франков. Я не сдержался и пообещал. Но теперь я ума не приложу: где мне взять такую пшклентую кучу пенензов?..
Понятно. Наврал девчонке с три короба, а теперь поджал хвост и в кусты. Знакомая ситуация. Господи! Ну почему все поганцы так похожи, хоть в ХIХ веке, хоть в ХХ, хоть до Рождества Христова?!
– Девица где?
– Здесь, пся крев! Явилась требовать…
– Ну что же. Я сейчас встречусь с ней и заплачу ваш долг. Но прошу учесть: в следующий раз я попросту сдам вас парижским ажанам, и тогда уж разбирайтесь с ними: почем там польская честь…
Так. Вот и девица. Вроде бы не та, которая была вчера, но тоже очень симпатичная. Эх, если бы не Моретта… отставить! Благо Родины прежде всего! Да и подло это будет: любит ведь меня эта девочка.
Шелихов подает мне портмоне.
– Сударыня, вот ваша тысяча франков. И на будущее: польская честь – такая эфемерная штуковина, что…
О-па!