из баллады Шиллера «Перчатка».
– Во даешь! – проговорил ошарашенный Коля. – А ты откуда так хорошо язык знаешь? Прямо как …немец!
– Мы военные переводчики, – с гордостью ответил Володя. – Мы с Геной – с немецкого языка. У нас есть удостоверение.
– Молодцы – суворовцы! – Коля пожал Володе руку. Ему было очень важно, что его однокашники – умные ребята.
В начале августа Володя получил письмо от Нины. Она написала, что поступила в свердловское педагогическое училище на спортивное отделение. Это было неожиданно. Он опустил письмо. Остальное дочитывать не хотелось. Зачем нужно педучилище в Свердловске, если он ждет ее в Ленинграде? А как же их совместные планы? Как же институт? Как свадьба, о которой он мечтал?
Все поплыло. И как-то все стало бессмысленным: и артиллерийское училище, и этот роскошный город с гранитными берегами и классическими фасадами, огромные помпезные Московские ворота, золотой шпиль Петропавловской крепости… Зачем это без Нины? Это же изначально было все для нее. Чтоб каблучками по мостовой…
А дальше он прочитал, что она встретила в училище мальчика, они вместе тренируются, и что через три месяца у них свадьба. Вот так. У нее свадьба. И не с ним. Он почувствовал толчок, его словно опрокинуло со стула, он увидел неожиданное для северной столицы чистое синее небо в большом окне спального помещения. Очнулся – он так же сидел на стуле возле тумбочки.
– Ты в порядке, курсант? – перед ним стояли Тадеуш Борщевский и Олег Зубок – кадеты из Минского суворовского училища.
– В порядке. Спасть хочется, – еле выговорил Володя.
– Заболел?
Володя не ответил. Ночью он беззвучно плакал. Он давал слезам вытечь, чтоб вышла боль, обида, преданные надежды. «Почему? Почему она так поступила? Может, я мало говорил о любви? Но она же это чувствовала! Я хотел жениться! Я хочу на ней жениться!» Он упрямо думал, что он лучше, что только он может любить ее всю жизнь, что этот ее…новый любимый не сможет сделать ее счастливой. «Все равно она уйдет от него. Я подожду. Я подожду. Она скоро поймет, что ошиблась, и вернется ко мне». Но писем больше не было, не было вестей из Свердловска и от их общих знакомых.
И сердце замерзло, покрылось коркой. Он не чувствовал больше ни трепета, ни надежды, ни желаний. Тупая боль в груди и затылке. Он стал толстокожим и почти бесчувственным.
Только воспоминания о кадетке грело душу. Тогда еще были надежды и мечты. Он любил себя прежнего, наивного и влюбленного. Они с Геной часто вспоминали родное училище, рассказывали о своих проделках, а минские кадеты – о своих, уссурийцы – о своих. Одно событие напомнило ребятам о происшествии с обрезанными шинелями.
Шинель входила в повседневный комплект зимней одежды. В осенние холода и зимой она согревала своим грубым сукном. Шинель не боялась ни холода, ни дождя, ни грязи, но было у нее одно уязвимое место – хлястик. На первом курсе, в начале зимы, у Коли пропал с шинели хлястик. Кому он был нужен – уже не узнаешь. Хлястики снимали, чтоб начищать сапоги. Привязывали слева –справа шнурки и использовали как бархотку. Грубые ворсинки как раз тому способствовали: