не менее того по разным углам попрятано», – подумал он. Подозвав боярского сына Лукина и Лаврушку, он тихо сказал им:
– Коней не расседлывать и держать у крыльца, а ежели кто станет приставать, скажете, что такова воля нашего князя, который тотчас после совещания мыслит ехать в обрат. Зорко поглядывайте по сторонам и, коли кто попробует закрыть ворота, того не допущайте. Ну а во всем прочем действуйте, как у нас было говорено. Я, Гринёв и Софонов будем неотлучно при князе, а ты, Лукин, оставайся снаружи и в случае чего пришлешь ко мне Лаврушку. Ну, с Богом! – С этими словами Никита подтянул саблю и отправился догонять Василия.
Козельские и карачевские дружинники разошлись между тем по двору и вступили в оживленные разговоры. Лукин, как бы прогуливаясь, обошел двор, прощупал взглядом все закоулки, но ничего подозрительного не заметил. Когда он заканчивал круг, из дома вышел княжич Святослав и, увидя, что гости поставили своих коней прямо у крыльца, понял, что им сделано важное упущение: лошадей следовало, конечно, отослать подальше, а это было невозможно, ибо в конюшнях и на заднем дворе карачевские коневоды сразу обнаружили бы засаду. С минуту подумав, княжич подозвал одного из своих дружинников, вполголоса отдал ему какое-то распоряжение и возвратился в хоромы.
Дружинник послонялся немного по двору, кое с кем перемолвился словом, а потом, будто невзначай, подошел к воротам и начал было закрывать их. Но не спускавший с него глаз Лукин загородил ему дорогу.
– Почто ворота зачиняешь? – насмешливо спросил он. – Али опасаешься, что войско ваше со двора утечет?
– А тебе что? – огрызнулся дружинник. – Велено мне, вот и зачиняю!
– Кем это велено?
– А хотя бы княжичем нашим.
– Покуда здесь находится князь наш и государь земли Карачевской, его воля тут всех выше. А от него не было приказу ворота зачинять!
Дружинник замялся в явной нерешимости. Видя это, Лукин примирительно добавил:
– Для вашей же пользы говорю. Сейчас поглядишь, как нам открытые ворота спонадобятся.
Действительно, через несколько минут во двор въехала телега с лежавшей на ней сорокаведерной бочкой.
– Эй, ребята! – крикнул Лукин. – Князь Василей Пантелеич жалует вас бочкой горелки! Скатывай ее наземь и угощайся, кто в Бога верует!
Козельцы не заставили себя уговаривать, и скоро ковши с крепкой водкой заходили по рукам. Когда часа через пол княжич Святослав, заслышав снаружи пение и крики, вышел на крыльцо, он в первый момент едва не задохнулся от гнева. Но, узнавши, в чем дело, и заметив, что карачевские дружинники тоже вдребезги пьяны, не только успокоился, но и обрадовался.
«Эк ладно все обернулось, – подумал он. – Карачевцы перепились, кажись, все до единого, и теперь мы с Василием что схотим, то и сделаем. Сам пособил нам своею бочкой!»
Постояв на крыльце и с поощрительным видом полюбовавшись идущей во дворе гульбой, Святослав Титович снова ушел в хоромы.
Василия и его спутников