недостойно.
– Дара сдала?
– Нет, – покачал головой Матвей.
– И просила не сдавать её.
– Сказал же нет, – Матвей возвысил тон. В отличие от колымаги Сенса, этот крендель заводился с полоборота. – Ты сам себя сдал, когда забыл почистить историю посещений. Что-то не припомню, когда это мне понадобились таблетки от шизофрении.
«Эх, Малой, Малой – конспиратор!»
– Может, понадобились Айме? Ты присмотрись…
– Слушай, урод, – Матвей хлопнул Лазаря по плечу тяжёлой ладонью, всё это время безответно висевшей в воздухе, – ещё раз залезешь в нашу комнату без спроса, и тебе понадобятся противозачаточные. Намёк понятен?
Лазарь не ответил, и какое-то время они с Матвеем молча пожирали друг друга глазами.
– У тебя всё? – наконец, спросил Лазарь.
– Пока что.
– Ну, тогда до завтра? – он протянул Матвею руку.
– Да пошёл ты!
А иногда бывает так, размышлял Лазарь, возвращаясь в комнату Сенса, что первый, кто пожмёт сегодня твою руку, станет первым, кто пошлёт тебя куда подальше.
11
Они накинули на плечи куртки и вышли на запорошённый снегом балкон. Эта часть деревни располагалась на холме, и отсюда открывался прекрасный вид на город. В комнатах погасили свет, чтобы сделать ночь ещё пронзительнее и чище. Неколебимая стоялая мгла, подсвеченная снизу огнями простирающегося внизу города, напоминала украшенный блёстками бархатный занавес, за которым прятались до поры до времени декорации дня.
– Хорошо сегодня, – Сенсор смёл ладонью снег с перил и опёрся на них локтями. – Морозно и не холодно.
– Дышится, – согласился Лазарь.
– А у неё там лето.
– У них у всех там перманентное лето.
Сенсор ненадолго ушёл в себя. Потом глубокомысленно заявил:
– Знаешь, а у меня, наверное, была бы зима.
– Можешь сколько угодно рефлектировать на эту тему, но только тот парень, кем ты себя считаешь, и тот, кто ты есть на самом деле – эти двое никогда не встретятся, не сядут и не пропустят по паре пива. А если и встретятся, то всё равно не узнают друг друга. Так что ты не можешь знать. Да и не надо знать.
Они помолчали, с наслаждением обжигая ноздри морозным воздухом.
– У меня три часа на сон, двадцать минут на утренний туалет и минут пятнадцать на плотный завтрак с обедом и ужином, – напомнил Лазарь.
– Ты, конечно, опять ничего не расскажешь про сегодня?
– Нечего пока рассказывать, – Лазарь лениво катал в пальцах шарик снега. – Рассекал на «Хаммере».
– Ну, конечно. «Хаммер» куда важнее того, что девчонку покусали. Да, и про лагерь мы тоже знаем.
Шарик быстро рос в размерах – Лазарь возил им вдоль перил туда-сюда, чтобы набрать побольше снега.
– Ни черта вы не знаете. И до тех пор, пока лагерь и всё прочее не имеют для нас никакого ясного значения, всё, что там происходит, тоже никакого значения