высказывая страхи,
и сея панику в народе,
сам приближается он к плахе
еще пока что на свободе.
Неосторожные беседы
средь непроверенных знакомых
порой несут с собою беды:
изгнание, каторгу, оковы.
Нет шансов у ОБЭРИУта,
по нем звенит дверной звоночек.
Обыщут дом, все отберут и
утащат до последних строчек.
Непонятый и гениальный
писатель северной столицы,
умрет в тюрьме на Арсенальной
в психиатрической больнице.
А после реабилитации
(сам Хармс писал на темы эти)
его стихами наслаждаться
мы будем, как и наши дети.
Шукшин
Средь многих ослепительных вершин
прошедшего стремительного века
особняком от всех стоит Шукшин —
титан в глазах простого человека.
Войдя в искусство в грубых кирзачах,
Шукшин не готовальню, не лекало,
принес с собой на согбенных плечах —
кувшин, где правда через край плескала.
Враг гнили, демагогов и кликуш,
что так ценил в нем зритель, и читатель.
Он не был инженером наших душ,
он был – хирург, целитель, врачеватель.
Потоком жизнь впускал через себя,
как рыбьи жабры пропускают воду.
Свободу, волю всей душой любя,
он был понятен русскому народу.
Он полон был и замыслов и сил,
когда внезапно смерть его украла.
А мы признаем, бог его спаси,
– большое сердце биться перестало.
Последняя ночь
Жарко и душно, распахнуты окна,
настежь раскрыта дверь на балкон.
Сквозь занавесок легких волокна
тяжкий, протяжный слышится стон.
В комнате темной, как в замкнутой клетке,
под плоскогорьем расплавленных крыш,
бьется фигурка на узкой кушетке,
чем-то спелёнута, будто малыш.
К телу бинтами примотаны руки —
в пятнах уколов, в следах гематом.
Вновь раздаются невнятные звуки
губы, язык шевелятся с трудом.
Может он думает, что на концерте?
Пробует петь в мутном бреду?
Или объятия чувствует смерти?
Боль. Одиночество. Мрак. Пустоту.
Он обречен, он обездвижен.
Люди, что рядом, уснули на миг.
Жаль, что Марина нынче в Париже.
Пересыхает жизни родник.
В самый разгар Олимпиады,
неподалеку от центра Москвы,
землю оставил для рая иль ада,
тихо скончавшись, Высоцкий. Увы.
Исторические реминисценции
Привал на Рубиконе
На берегу лесной реки
стоит в задумчивости он.
На расстоянии руки
течет иссохший Рубикон.
– Река не слишком глубока,
мостов не нужно и ладей,
едва ли будет по бока
изнеможенных