геройствовать на трезвую голову?
Да и настроение у невыпившего человека всегда кислое, не до куража ему и подвигов. А всяческие болезни? Пьющий-то человек хоть знает их причину, а непьющему как быть?
Ограничу-ка себя в контактах с нехорошими женщинами и заодно с негодяями любого пола, мужественно решил я. Тотчас уничтожил в записной книжке телефоны всех моих подруг-однодневок, а заодно и приятелей, ведь, как теперь выяснялось, приличной публики среди них не шибко много, а те, кого оставил невычеркнутыми, почему-то сами не очень хотят теперь со мной общаться. И вот я один-оденёшенек остался, но тешусь мыслью, что рано или поздно приличная публика ко мне всё-таки потянется. Как к тому же хрустальному ручью.
Теперь пора, наверное, заняться более серьёзными вещами: совершать только хорошие поступки и не делать плохие. Возникал, правда, риторический вопрос, что такое хорошо и что такое плохо, но здесь я решил особо голову не ломать. Не будем пока делать вообще ничего, а время покажет, что да как. Ведь плохие наши поступки – они сами косяком прут, безо всякой натуги и желания, чуть ли не в очередь выстраиваются, а вот хорошие – их ещё поискать надо да всех вокруг убедить, что они действительно хорошие. Правда, потом нередко всё наоборот получается.
Чувствую, прямо-таки на глазах меняться начал.
Молчу, привычных глупостей не горожу, взгляд трезвый и просветлённый, от окружающей мерзости отворачиваюсь и всё больше отмалчиваюсь. Но и делать пока ничего не делаю, так как время ещё не наступило. Не сужу, да и не судим отныне…
Взмахну теперь белоснежными крыльями и полечу орлом в горние выси, где ждут меня мои собратья – такие же, как я, очистившиеся от скверны и порвавшие с грязным и приземлённым. Их немного, эдаких ангелов небесных, но они есть. Наверняка есть.
Оглянулся я, посмотрел за спину, а там и в самом деле крылья прорезались – только угольно-чёрные, как у известно кого…
КРУШЕНИЕ ЧЕТВЁРТОГО ИНТЕРНАЦИОНАЛА
– Поехали в Москву за компанию! – предложил Корзинкину его лучший приятель Давид на собственных проводах перед отъездом в Израиль. – Деньги у меня пока есть, значит, гульнём напоследок! Не буду заморачиваться с их обменом на доллары – да не та это сумма, которая сделает погоду. Так что лучше здесь всё прогулять. А то, кто знает, свидимся ли когда-то ещё?
– А может, там… ну, куда ты едешь… они нужней тебе будут? – осторожно осведомился Корзинкин.
Слово «Израиль» он старался не произносить, а если произносил, то с запинкой и при этом страшно краснел. Он немного злился на эту страну из-за того, что она отнимала у него лучшего друга, но в то же время понимал: ничего не поделаешь, и каждый должен жить там, где ему лучше, а свобода передвижения должна быть ограничена только в тюремной камере. К тому же, Давид давно мечтал об Израиле, а мечты на то и мечты, чтобы когда-то сбывались.
– Деньги я всегда и везде заработать сумею! Руки-то – вот они! – хвастливо заявлял Давид. – Хоть в Израиле, хоть на северном полюсе! А с лучшим другом попрощаться,