большой массы должна иметь соответствующую гравитацию. Но наши специалисты, побывавшие там, этого не ощутили, да и спасённые подтвердили, что сила тяжести в месте выхода иномерианы не превышает земную.
– Что же это за объект в таком случае?
– Иллюзия, – с ноткой шутливости в голосе предположил молодой, широкоплечий, уверенный в себе Державин. Он был самым молодым генералом в структуре спецслужб и самым молодым директором ФСБ за всю историю Службы, к концу года ему должно было исполниться тридцать три года, и стал генералом и директором он не в последнюю очередь в силу дерзости, ощущения превосходства и напористости активного характера.
В таком случае эта иллюзия не менее реальна, – покачал головой Плащинин, – чем наша жизнь.
– Я пошутил, – с улыбкой сказал Державин.
– Это мир с иными физическими параметрами, – сказал Карапетян. – Аппаратура, взятая на борт вертолёта на время эвакуации, записала достаточное количество параметров среды, с которыми надо ещё разбираться. И хотя анализ этих параметров не закончен, я могу сделать предварительный вывод о том, что соседняя брана… э-э, «потусторонний» мир представляет собой бесконечную плоскость с нецелочисленным количеством измерений, замкнутую сама на себя. Отличия от нашей браны… э-э, вселенной небольшие, но именно они создают тонкие эффекты, порождающие межмембранные пробои – каналы взаимодействий с другими вселенными.
– Иномерианы?
– Так точно, Степан Романович. По моим расчётам в том мире даже время представляет собой не прямую стрелу изменений континуума, а спиралевидную.
– Это как? – поднял брови Ковалёв. – То есть оно движется по спирали?
Карапетян смутился ещё больше, развёл руками.
– Вряд ли я могу показать это наглядно.
Министр обороны скептически усмехнулся, но продолжать не стал.
– Понятно, – сказал президент, – что обычному человеку эти материи недоступны.
– Вряд ли они доступны самим теоретикам, – проворчал генсек Совбеза, похожий на президента как старший брат: те же черты лица, те же залысины. Правда, ростом Катрушев, бывший игрок в волейбол, чуть ли не на две головы был выше Ровенского.
– Наука – та же религия, – рассмеялся Державин. – А теоретики, верующие в свои теории, ничем не отличаются от священнослужителей, верующих в своего бога.
– Что-то вы сегодня в игривом настроении, Кирилл Михайлович, – сдвинул брови Катрушев.
– Извините, – посерьёзнел директор ФСБ.
– Вернёмся к нашим бранам, – не менее шутливо сказал Степан Романович, перефразируя известное изречение, сохраняя, тем не менее, задумчивое выражение лица. – Этот ваш лес в «потусторонней» бране… он действительно заполняет всю вселенную? Или вы преувеличили его масштабы? Его можно сравнить с российской тайгой или африканскими и бразильскими джунглями?
– Про африканские джунгли ничего сказать не могу, – мрачно проговорил Катрушев, – однако площадь наших лесов постоянно сокращается. За последние пятнадцать лет мы потеряли почти двадцать