стоящей рядом водонапорной башни немцы установили орудия, и стрельба идет через голову Софии. Весь день она ютилась в подвале, но когда вечером наконец-то настала тишина, решила поменять дислокацию. Она вспомнила, что недалеко отсюда живет старый знакомый отца Август Септембер, которому Герман когда-то проектировал дом; они еще всей семьей ходили к нему на новоселье, а потом на свадьбу, когда Август, закоренелый холостяк, вдруг женился на девушке, много его моложе, своей секретарше.
Глава шестая
Муки Сталина
Вино давно утратило вкус, но Сталин все равно опустошил очередной стакан, скорчив гримасу отвращения. Убить сознание, раствориться, исчезнуть в пустоте и никогда больше не возродиться – вот чего он сейчас хотел. Мать оказалась права, когда жалела, что сын не стал священником, он годился разве что на роль грязного попа, ничтожного дармоеда, чья единственная обязанность – врать простодушным, врать, врать и врать. С руководством страны он не справился. Поднять пинками смердов из векового сна, погнать их строить электростанции и заводы, создать мощнейшую в мире танковую и воздушную армию, а потом, подобно последнему бездарю, все проиграть, – нет, это был слишком тяжкий удар даже для него, хладнокровного, закаленного этапами и ссылками человека.
В голове металась одна-единственная мысль: почему я ничего не предпринял, почему так глупо дал Гитлеру себя провести? Он знал почему – потому, что недооценил Гитлера. Разве европеец может состязаться в коварстве с грузином? Сталин не сомневался, что не может, воспитание не позволит. Для европейца договор – дело святое, а когда он перестанет удовлетворять, сообщит за две недели, что разрывает отношения. Вот почему после заключения пакта он полагал, что Гитлер у него в руках. Мечта исполнилась, империалистические страны начали войну между собой, осталось провести мобилизацию, вторгнуться в Европу и установить там диктатуру пролетариата. Смог ли бы он преодолеть Пиренеи, это, конечно, вопрос сомнительный, но уж Германию и Францию
Но Гитлер, как выяснилось, не европеец, он вообще не человек, а сатана, поскольку только сатана мог переиграть его, Сталина.
От злости он чуть не швырнул пустой бокал об стену, уже поднял руку, но снова опустил, тогда придется позвать уборщицу, чтобы принесла новый, а он не хотел видеть ни одной чужой рожи, своей, в зеркале, было вполне достаточно – глаза красные, усы неопрятно торчат, щеки воспалены, точь-в-точь как у отца, когда тот возвращался после пьянки, только вот отец, простой сапожник, мог себе это позволить, а Сталин… Ну и кто я, если не сапожник, подумал он мрачно, сапожник в роли главнокомандующего. Особенно жалко он повел себя в первые часы войны: враг уже перешел границу, а он, как страус, прятал голову в песок, надеялся, что свершится чудо, явится Шуленбург и передаст извинения Гитлера: простите, герр Сталин, наши генералы немного посамовольничали, я дал им приказ прекратить это дураковаляние, сейчас они уберутся