из приличных семей.
В глубине души Алёна не могла не согласиться: такие парни, как Гошка, не были образцом для подражания. Гошка был симпатичным парнем, старался следить за собой, а когда выряжался в деловой костюм, то становился очень представительным, прямо как те молодые евангелистские проповедники, которые бродят по улицам и в самый неподходящий момент норовят поговорить с тобой о царствии небесном. Но все это производило впечатление, пока Гошка не открывал рот. Сразу становилось ясно, что Георгий Панин – существо простейшее, которому вращаться в приличном обществе крайне затруднительно. Пару раз Алёна пыталась познакомить Гошку со своими друзьями, отпрысками районной аристократии, но из этого ничего не вышло, кроме трагикомических недоразумений. Гошка не мог поддержать ни один разговор: он понятия не имел о вещах, о которых беседовали Алёнины приятели. Его манеры оставляли желать и желать, а словарный запас был просто на грани.
Но Алёна ничего не могла с собой поделать. Сначала Гошка ей понравился: высокий, темноглазый, симпатичный, отлично водит машину, классно танцует и обалденно целуется. Потом она пришла в ужас от его непроходимой серости. Гошке уже шёл девятнадцатый год, но создавалось впечатление, что его образование исчерпывается четырьмя-пятью классами. Но все же… Любовь зла, особенно в семнадцать лет. Алёне оказалось интереснее с тёмным наивным Гошкой, чем со спесивыми юными снобами из дружеской коллекции родителей. Алёна оценила спокойную Гошкину рассудительность, великодушие и преданность. Он стал ей дорог, и все его беды она переживала, как свои.
За те полтора-два часа, пока они вдвоём утаптывали безлюдные дорожки на набережной, они успели несколько раз наорать друг на друга и затем помириться снова. В этом не было ничего необычного, они ссорились и мирились постоянно… Потом наконец появился Гошкин брат. Шёл по центральной аллее сквера, помахивал кожаной папкой. Гошка направился ему навстречу.
Стоя поодаль, Алёна слышала только резкие голоса двух спорщиков. Гошка упрашивал, Владимир непреклонно качал головой. Гошка бежал за братом, что-то ему говорил, хватал за руку, и, наконец, остался на тропинке один.
Алёна побрела к другу. Тот, не двигаясь, стоял и ёжился, засунув руки в карманы спортивных брюк.
– Гоша!
Он не обернулся, застыл на месте, словно не слыша.
– Гошка, ну что ты тут застрял?! – Алёна подошла, дёрнула его за локоть, развернула к себе. – Ты слышишь? Гошка!.. Гошенька, ты чего?
Гошка отчаянно кривился, морщился, шмыгал носом, изо всех сил стараясь сдержать слезы.
– Что, не вышло, да? – огорчилась Алёна.
Гошка выдернул руку, утёр нос рукавом и задрал голову, уставившись в тёмное октябрьское небо и горестно шмыгая.
– Ну все, Алёнка, влип я… – пробормотал он, глотая слезы.
– Твой Володя что, совсем дурак?! – воскликнула Алёна. – Он что, не понимает?
– Да все он, сволочь, понимает… – буркнул Гошка и