пропущенная через ладонь, отозвалась покалыванием в кончиках пальцев. Человек вздрогнул всем телом, изогнулся, выкатив налившиеся кровью глаза, и захрипел, загребая руками комья слежавшейся хвои. Агония длилась мгновение, после чего хрип перешел в долгий протяжный стон. Мужчина обмяк, разжав кулаки. Олга с трудом вынула из крепко стиснутой челюсти расщепленный до сердцевины сучок, мысленно похвалив себя за предусмотрительность, иначе несчастный остался бы без зубов. Человек всхлипнул, пряча глаза. Олга увидела две мокрые бороздки, отчетливо расчертившие грязное лицо, и отвернулась, не желая быть непрошенным свидетелем чужой слабости. Посидев некоторое время, Олга обратилась к мужчине, поднося ему флягу.
– Лучше?
Тот утвердительно кивнул, с трудом глотая воду.
– Ну и хорошо, – Змея сняла с пояса веревку, приговаривая ласково, будто перед ней был зареванный несмышленыш, а не бородатый воин, – прокатимся чуть-чуть… ты ведь не против? Вот и молодец, добрый молодец. Я тебе руки свяжу, чтоб не разжал, если вдруг силы подведут.
Она примерилась, раздумывая, как поудобнее ухватиться и вскинуть его себе на спину, принимая во внимание, что мужик он был рослый, и в плечах, что две Олги, да и весом столько же. Человек, видимо, понял, что у нежданной спасительницы на уме, и отнесся к идее весьма недоверчиво, но мешать не стал. Да и не мог. Откуда ему было знать, что для йока он не тяжелее мешка с соломой.
Олга аккуратно взвалила его на спину, продев шею в петлю могучих рук, заставила сцепить непослушные пальцы на ремне, затянула узел, чтоб было надежнее, и побежала. Некоторые раны открылись, и рубаха, моментально взмокнув на спине от чужой крови, прилипла к телу. Ноша то проваливалась в беспамятство, то постанывала при особо сильной тряске. Олга потратила четверть дня, неспешно спускаясь в долину. Хоть бы успеть до заката! А то замерзнет… этот… медовый!
Всю ночь медового мучила злая лихорадка. Он метался, бередя раны, стонал, кричал в горячке. Олга постелила ему на лавке в прихожей, обмыла, поменяла повязки, да так, держа за руку, и просидела рядом всю ночь, не смыкая глаз и отпаивая его настоем, сбивающим телесный жар. Под утро он забылся тяжелым болезненным сном. Змея, совершенно разбитая, легла на пол, накрывшись шкурой, и провалилась во тьму без сновидений.
Он сам разбудил ее, легонько коснувшись плеча. Олга подскочила спросонья, но поняла, что волнения излишни. Медовый смотрел на нее совершенно чистым, хоть и уставшим, взором. На щеках играл румянец – то ли после горячки, а то ли от неловкости.
– Прости, девица, что не знаю твоего имени, – голос был приятный, с хрипотцой. Волосы его золотились в ореоле света, льющегося из окна. Он смущенно улыбался, теребя свободной рукой мех покрывала.
– Выйти бы мне… по нужде… да только ноги не держат.
Змея кивнула. При ее поддержке он выбрался из дома, с интересом озираясь вокруг и щурясь на солнце. Затем помогла умыться и принесла наваристой похлебки и полкружки вина. Лис, конечно, отстегает