лист. Подумалось: жаль, пишущая машинка, принесённая из гаража – электрическая, а то бы я сейчас…
Яркая вспышка на миг ослепила. Держа в руках чистый лист А4, застыл я на месте, словно памятник первопечатнику Гутенбергу. Свет дали, ура! Но заводить ноутбук не хотелось. А, ну, как электричество снова «кончится»? Тогда весь труд пропадёт. Машинка. В коридоре всё ещё ждёт своего звёздного часа настоящая пишущая машинка! Машинописный текст от выключенного тока с бумаги уж точно не испарится. Так в чём же дело?
Я заспешил. Приготовления отняли минут двадцать. Драгоценное время! Но оно того стоило. В центре кухонного стола разместилась она, «ERIKA». Оттёртая влажной тряпкой, похорошевшая и, кажется, готовая благодарить своего освободителя. Чуть поодаль, за машинкой поставил я статуэтку ракеты с красными буковками СССР. Я знал, зачем её приволок. Я «помнил» теперь, где «видел» этих собак-космонавтов – Белку и Стрелку. Часы «Командирские» одел я на правую руку (не как президент; я уже говорил, что всегда так носил). Слева белела пачка бумаги. Справа дымила кружка с кипятком и пакетиком зелёного чая. Взглядом окинул кухню. В мерцающем свете живого пламени знакомые вещи обрели неизведанные очертания. Я словно переместился в пространстве и времени. На этот раз в посёлок Торфяной, в шестидесятые годы. И хоть я тогда ещё не родился, но в подробностях «помнил», что там произошло.
«ERIKA» ждала, и я протянул руки к машинке.
В ту ночь, самозабвенно стуча по клавишам, я не подозревал, что не смогу остановиться ни следующим утром, ни через неделю. Что после недостающего рассказа (который закончу как раз к утру), выплеснутся на бумагу другие произведения. Они попрут из меня одно за другим ещё и ещё, так что к осени получится целая новая книга. Слова польются из меня, словно всё это время строчки копились внутри. Я заброшу таксование, уйду из охраны, возьму, чтобы выжить, новый кредит, поставлю на карту всё! И стану строчить, строчить, строчить…
Книги и гонорары. Фильмы, снятые по моим книгам и гонорары. Дипломы, премии, интервью и… гонорары, гонорары, гонорары. Всё это лишь маячило вдалеке, где-то там, во тьме, за окном, за дождём. Ну, а тогда, в ту сырую тёмную ночь была только «ERIKA». Стуча по её клавишам, я посматривал на покоцанную маленькую ракету с Белкой и Стрелкой. Мне слышался за окном лай собак. И, усиленный рупором, вещал из моросящей мглы монотонный голос: «Сдавайтесь! Вы окружены, сопротивление бесполезно! Сдавайтесь…»
Как Белка и Стрелка
Монотонный голос, усиленный рупором, вещает из моросящей мглы:
– Сдавайтесь! Вы окружены, сопротивление бесполезно! Сдавайтесь! Вы окру…
Грохот автоматной очереди обрывает говорящего на полуслове. Над неспящим посёлком Торфяной повисает звенящая тишина. Даже собаки, безудержно надрывавшие до сих пор глотки, разом смолкают.
По пустому тёмному зданию школы ещё гуляет эхо выстрелов. Воздух учительской пронизан дымом пороховых газов. Здесь таятся, прислушиваясь и приглядываясь, двое: