Новая формация. Сборник участников-делегатов мероприятия, проводимого в Государственной Думе
голосом и, кивая головою,
открыл рот, в котором вместо языка
шевелился короткий обрубок.
Великий Пушкин знал, что значит боль,
И рассказал открыто перед миром,
Как умирала крепостная голь
И вырезали языки башкирам.
Он сострадал им… Как не сострадать,
Когда в России в те лихие годы
Мог с языком и жизнь свою отдать
Любой из тех, кто захотел свободы…
Ну а сегодня я листаю том
Великого поэта всенародно.
Мой край свободен, как родимый дом,
И мой язык бытует в нём свободно.
Есть Пушкинская улица в Уфе,
И Пушкину там памятник поставлен.
Есть дух свободы в пушкинской строфе —
В башкирских песнях этот дух прославлен.
Сегодня я – совсем не тот башкир,
Что ни запеть не мог, ни молвить зычно,
Что жил, сверкая рёбрами из дыр…
Сегодня я башкир – многоязычный!
Мой голос нынче в каждый дом проник,
Ему внимают в высших кабинетах —
То наш великий пушкинский язык
Мне открывает двери всей планеты.
Пусть видит ныне весь обширный мир —
И сельский житель, и народ столичный,
Как безъязыкий пушкинский БАШКИР
Сегодня стал башкир – МНОГОЯЗЫЧНЫЙ!
Память отца – навсегда
Если ты ненавидишь – значит, тебя победили.
Отец мой – солдат,
что с боями прошёл сто дорог,
и всё, что с ним было,
он в памяти крепко сберёг.
Он так говорил мне:
– Сквозь пули,
в дыму и в пыли —
в атаку «За Родину!» мы
и «За Сталина!» шли.
Мы шли по болотам
и реки форсируя вброд.
Одна только цель нас манила —
вперёд и вперёд!
Враги несли миру крушение,
гибель и ложь.
Но
Сталина имя
вгоняло их в трепет и дрожь.
Не зря ведь в испуге,
как ивы под мощным дождём,
сгибали колени
они перед нашим вождём.
Но век изменился —
вождя больше мир не хвалил,
и чуть ли не каждый
его перед всеми хулил.
И мир потемнел, слёз не пряча,
от плача тяжёл —
за тех, кто «За Родину!» в бой
и «За Сталина!» шёл.
А в памяти нашей
шумят, как под ветром листва,
раскаты гремящих его
над землёю слова…
«Палач» ли он был или «гений» —
он