ругательства. А однажды заехала себе в глаз лопатой, с остервенением копая пятнадцатую яму на дню, следствием чего послужил знатный фингал, с которым проходила неделю.
Обычно после такого всплеска эмоций учитель ничего не говорил, лишь добавлял мне новый урок – бросать камни в пространство до тех пор, пока рука не повисала жалкой плетью от бессилья и изнеможения. Очевидно, он считал мои стремления овладеть искусством супербойца – тем более в сжатые сроки – ветреными и несерьезными, в отличие от моего внутреннего настроя.
В тот момент мне было сложно понять: почему мы не можем практиковать физические упражнения каждый день, почему мы иногда внезапно останавливались и долгое время «топтались на месте», изучая никому не нужные теории.
День за днем учитель рассказывал об одном и том же: об основных элементах силата – пассанг, лангка, джуру, а также и их многочисленных сочетаниях – бунго. Казалось, что я поглощаю их на завтрак, обед и ужин, в то время как боевое применение – буах – так и не проникало в мою жизнь.
Я давно уяснила, что внешне привлекательные и даже танцевальные традиционные движения бунго, за которыми скрываются грозные боевые приемы, являются характерной чертой пенчак-силата, отличающей его от других восточных боевых искусств. Но мне хотелось уже скорее перевернуть эту страницу и перейти к следующему этапу, где характерной особенностью силата – для завершения атаки – являлось добивание противника.
Почему вместо того, чтобы скорее двигаться вперед и приобретать все больше и больше навыков, наставник отбрасывал меня назад или вовсе заставлял пребывать в молчании на протяжении нескольких недель?
О какой силе подсознания, интуиции и выдержке он говорил, когда я уже закалена, как сталь, с самых юных лет?!
И каким образом гармоничное существование может оказаться гораздо важнее в бою, чем виртуозное владение своим телом и оружием?
Мне хотелось двигаться к поставленной задаче вопреки всему и как можно быстрее, словно я была гончая и впереди у меня маячила дичь.
Ведь я и так потеряла много времени, изучая год за годом унылые монастырские практики, загружая свой мозг с утра до вечера молитвами и ретритами. И только засыпая я видела, как заношу меч возмездия над одним и тем же человеком. В этих навязчивых полуснах, порой напоминающих галлюцинации, он всегда стоял спиной – я не видела его лица, но зато остро чувствовала запах. Такой запах выделяют апокриновые железы человека в момент сильного страха – страха перед неизбежностью смерти. На протяжении долгих лет этот смрад навязчиво крутился в моих ноздрях – рефлекторно напоминая о страшном прошлом…
Я очень надеялась, что однажды мои видения станут явью. Что наступит день, когда я – подобно наркоману – сладострастно втяну ноздрями этот смрад наяву и в томительном предвкушении расплаты, обнажив свой кукри, неспешно начну приближаться к его источнику.
Тревожило лишь одно – упущение времени!
Это то, над чем ни я, ни одно живое