куртку и вышел следом. Пересменка кончилась, в раздевалке уже никого не было. Только у входа в душевую стоял голый Сталевар с полотенцем через плечо. Вытаращив глаза и отвесив челюсть, он смотрел на дверь, за которой, надо полагать, только что скрылся Гриша Прахов.
Глава 2
Пройдя через стеклянный кубик проходной, я увидел Люську. Куртейка на ней – импортная, джинсы – в медных блямбах, на скулах – чахоточный румянец по последней моде. Не иначе жениха поджидает.
– Ты что же это передовиков обхохатываешь? – грозно сказал я. – Смотри! Ещё раз услышу – премии лишу.
Люська запрокинула голову и рассмеялась.
– Ой! Передовики! Раз в жизни Сталевар на пьянке не поймался – так уж сразу и передовики!..
Выпрямить ей нос – цены бы девке не было. А если ещё и норов укоротить…
– А что ж ты думала? – сурово спросил я. – Не пойман – значит передовик!.. С тебя ещё за простой вычесть надо. Из-за кого мы сегодня лист в курилку сбросили? Не из-за тебя что ли?
– Эх ты! – поразилась Люська. – Это как же?
– А так! Новичок как тебя увидел – у него тут же пробки и перегорели. И так вон ничего не соображает, а тут ещё ты со своим краном ездишь…
Вместо ответа Люська изумлённо округлила глаза. Это мне очень напомнило недавний взгляд Сталевара, и я обернулся.
Вдоль бесконечно длинной Доски почёта, рассеянно посматривая на портреты, ковылял на подворачивающихся каблуках Гриша Прахов. С ума сошёл! Через первую проходную – в таком виде!
– Ой!.. – потрясённо выдохнула Люська. – Что это на нём?
– Тихо ты! – цыкнул я. – Не мешай…
Гриша Прахов как раз проходил мимо моего портрета. Покосился равнодушно и не узнал. Да и немудрено. Я сам себя на этой фотографии узнать не мог.
Дальше был портрет Люськи. Гриша вздрогнул и медленно повернулся к стенду лицом.
– Всё, – сказал я. – Готов. Завтра он точно кого-нибудь листом пришибёт. По-моему, тебя, Люсенька, увольнять пора.
Люська заморгала и уже открыла рот, чтобы отбрить меня как следует, когда над ухом раздался знакомый ленивый голос:
– Это кто ж тут у меня девушку отбивает?
Сверкающая улыбка в тридцать два зуба, а над ней радужные фирменные очки в пол-лица. Валька Бехтерь с Нижнего поселка. Ну-ну… Люське, конечно, видней.
– Отчего же не отбить? – говорю. – День-то какой!
Улыбается Валька Бехтерь. Весело улыбается. Широко.
– Да, – говорит. – Ничего денёк. Солнечный…
Что-то мне в его голосе не понравилось, и, зная про наши с Бехтерем отношения, Люська быстренько подхватила его под руку.
– Ну ладно, Миньк! Привет!
– Привет-привет, – говорю. – До встречи, Люсенька.
Бехтерь при этих моих словах, естественно, дёрнулся, но она уже буксировала его в сторону троллейбусного кольца… Правильно он делает, что очки носит. А то разнобой получается: улыбка наглая, а глаза трусливые…
Тут я вспомнил про Гришу Прахова и обернулся. Перед Доской почёта было пусто. Уковылял