в маленькой гостинице».
Александр был безмерно обрадован встречей с Луизой. Иначе невозможно объяснить, почему он сразу снял француженке квартиру в центре Москвы, в Брюсовом переулке, в доме графа Гудовича, напротив Страстного монастыря. Здесь сдавались богатые квартиры внаем, жила мать декабристов Муравьевых. Сюда приходили друзья и родственники декабристов, чтобы получить весточку от ссыльных[8]. Квартира была расположена поблизости от особняка Сухово-Кобылиных на Страстном бульваре. Покровитель записал девушку в московские купчихи – теперь она стала Луизой Ивановной Симон-Деманш – и снабдил капиталом в 60 тысяч рублей серебром.
Предполагаемый портрет Луизы Симон-Деманш. Неизвестный художник
Сначала Александр «не спешил поступить на службу, увлекшись светской жизнью». Он стал завсегдатаем великосветских развлечений, да и в доме его родителей собиралось лучшее московское общество. Среди приятелей в его дневнике называются: А.П. Оболенский, Михаил Лобанов, Загряжский, Засецкий и другие представители так называемой золотой молодежи. Впоследствии Сухово-Кобылин считал эти годы жизни пропавшими, о чем заявил устами своего героя Кречинского.
Семья смирилась с существованием любовницы-француженки не сразу. У главы семейства было очень развито понятие о превосходстве племени, аристократические притязания на чистоту крови. Он поначалу отказал сыну в содержании. Однако Александр поступил на службу в канцелярию московского губернатора, чем порадовал отцовское сердце. Возможно, он дал обещание своему богобоязненному отцу, что его славный род не продолжится бастардами. И все же Василий Александрович испытывал неловкость от связи его единственного сына с французской модисткой.
Женская часть семьи, как ни странно, оказалась более терпимой. Во многом под влиянием жены и дочерей постепенно наладились отношения отца с сыном, тем более что сын проявил себя как прекрасный организатор работы в запущенных имениях отца и семейных золотых приисках, занимался строительством стеаринового завода и параллельно продолжал изучение немецкой философии. Он был прощен и произведен в управляющие всеми отцовскими делами.
Это дело требовало твердой руки, современных приемов управления. Петровская модель организации промышленности уже не выдерживала конкуренции с европейской фабричной системой. Александр, путешествуя по Европе, ознакомился со всеми новациями и широко внедрил в производство новые машины и технологии. Он сделался едва ли не самым энергичным и прогрессивным промышленником России. Один за другим возводил он в своих имениях заводы – винокуренный, конный, свеклосахарный, лесопильный, спиртовой. Он не останавливался ни перед какими затратами – покупал какие-то «редчайшие в мире» ректификационные аппараты и пневматические мельницы, механические пилы и резаки, изготовленные «из лучшей в Европе» стали Зигерланда. Его управляющие чуть ли не каждый день толклись на станции Скуратово